Избранное
Шрифт:
– А что же водка?
– сказал Сакердон Михайлович, - ведь и ос
талось-то всего по рюмке.
– Ну, давайте допьем, - сказал я.
Мы допили водку и закусили остатками вареного мяса.
– А теперь я должен идти, - сказал я.
– До свидания, - сказал Сакердон Михайлович, провожая меня
через кухню на лестницу.
– Спасибо за угощение.
– Спасибо вам, - сказал я, - до свидания. И я ушел.
Оставшись один, Сакердон Михайлович убрал
на шкап пустую водочную бутылку, надел опять на голову свою
меховую с наушниками шапку и сел под окном на пол. Руки Сакердон
Михайлович заложил за спину и их не было видно. А из-под задрав
шегося халата торчали голые костлявые ноги, обутые в русские са
поги с отрезанными голенищами.
Я шел по Невскому, погруженный в свои мысли. Мне надо сейчас
же пойти к управдому и рассказать ему все. А, разделавшись со
старухой, я буду целые дни стоять около булочной, пока не встре
чу ту милую дамочку. Ведь я остался ей должен за хлеб сорок во
семь копеек. У меня есть прекрасный предлог ее разыскивать. Вы
питая водка продолжала еще действовать, и, казалось, что все
складывается очень хорошо и просто.
На Фонтанке я подошел к ларьку и на оставшуюся мелочь выпил
большую кружку хлебного кваса. Квас был плохой и кислый, и я по
шел дальше с мерзким вкусом во рту.
На углу Литейной какой-то пьяный, пошатнувшись, толкнул меня.
Хорошо, что у меня нет револьвера: я убил бы его тут же на мес
те.
До самого дома я шел, должно быть, с искаженным от злости ли
цом. Во всяком случае, почти все встречные оборачивались на ме
ня.
Я вошел в домовую контору. На столе сидела низкорослая, гряз
ная, курносая, кривая и белобрысая девка и, глядясь в ручное зе
ркальце, мазала себе помадой губы.
– А где же управдом?
– спросил я.
Девка молчала, продолжая мазать губы.
– Где управдом?
– повторил я резким голосом.
– Завтра будет, не сегодня, - ответила грязная, курносая,
кривая и белобрысая девка.
Я вышел на улицу. По противополжной стороне шел инвалид на
механической ноге и громко стучал своей ногой и палкой. Шесть
мальчишек бежало за инвалидом, передразнивая его походку.
Я завернул в свою парадную и стал подниматься по лестнице. На
втором этаже я остановился; противная мысль пришла мне в голову
ведь старуха должна начать разлагаться. Я не закрыл окно, а го
ворят, что при открытом окне покойники разлагаются быстрее. Вот
ведь глупость какая! И этот чертов управдом будет только завтра!
Я постоял
дальше.
Около двери в свою квартиру я опять остановился. Может быть,
пойти к булочной и ждать там ту милую дамочку? Я бы стал умолять
ее пустить меня к себе на две или три ночи. Но тут я вспоминаю,
что сегодня она уже купила хлеб и, значит, в булочную не придет.
Да и вообще из этого ничего бы не вышло.
Я отпер дверь и вошел в коридор. В конце коридора горел свет,
и Марья Васильевна, держа в руке какую-то тряпку, терла по ней
другой тряпкой. Увидев меня, Марья Васильевна крикнула:
– Ваш шпрашивал какой-то штарик!
– Какой старик?
– сказал я.
– 41
– Теперь мы с тобой расчитаемся, - сказал я. У меня возник
план, к которому обыкновенно прибегают убийцы из уголовных рома
нов и газетных проишествий; я просто хотел запрятать старуху в
чемодан, отвезти за город и опустить в болото. Я знал одно такое
место.
Чемодан стоял у меня под кушеткой. Я вытащил его и открыл. В
нем находились какие-то вещи: несколько книг, старая фетровая
шляпа и рваное белье. Я выложил все это на кушетку.
В это время громко хлопнула наружная дверь, и мне показалось,
что старуха вздрогнула.
Я моментально вскочил и схватил крокетный молоток.
Старуха лежит спокойно. Я стою и прислушиваюсь. Это вернулся
машинист, я слышу, как он ходит у себя по комнате. Вот он идет
по коридору на кухню. Если Марья Васильевна расскажет ему о моем
сумашествии, это будет нехорошо. Чертовщина какая! Надо и мне
пойти на кухню и своим видом успокоить их.
Я опять перешагнул через старуху, поставил молоток возле са
мой двери, чтобы, вернувшись обратно, я бы мог, не входя еще в
комнату, иметь молоток в руках, и вышел в коридор. Из кухни нес
лись голоса, но слов не было слышно. Я прикрыл за собой дверь в
свою комнату и осторожно пошел на кухню: мне хотелось узнать, о
чем говорит Марья Васильевна с машинистом. Коридор я прошел быс
тро, а около кухни замедлил шаги. Говорил машинист, по-видимому,
он рассказывал что-то, случившееся с ним на работе.
Я вошел. Машинист стоял с полотенцем в руках и говорил, а Ма
рья Васильевна сидела на табурете и слушала. Увидя меня, маши
нист махнул мне рукой.
– Здравствуйте, здравствуйте, Матвей Филиппович, - сказал я
ему и прошел в ванную комнату. Пока все было спокойно. Марья