Избранное
Шрифт:
Початая бочка находилась в самой глубине подвала. Пришлось зажигать огонь. Свечу взял гость и держал ее над головой, пока старик возился с цедилкой. При язычке свечи тускло блеснул старый садовый нож, каким подрезают лозу. Гость взял его с полки. Широкое серповидное лезвие и наружную сторону, используемую в качестве топорика, покрывала сплошная ржавчина. Гость провел большим пальцем по обеим сторонам ножа.
— Давно же его не брали в руки.
— А ведь раньше
— Таким вот ножом и подрезали?
— Пока не завелись эти новомодные секаторы, только им я и управлялся. Потому как он лучше старых ножниц для подрезания. А вы почем знаете, для чего годен эдакий нож?
Гость не отрицал: ему только по книгам известен этот надежный, но давно уже списанный в расход инструмент. Рисунок его встречается еще в фолиантах, повествующих о жизни древних римлян. В точности такой формы ножом обрезали, прививали, отсекали верх лозы античные виноградари. А может, и раньше еще им орудовал праотец Ной.
Старик без лишних слов сливает обратно в бочку втянутое стеклянной цедилкой вино, а длинную трубку вставляет в отверстие другой бочки, поменьше, после того как молотком с короткой ручкой выбивает из бочки деревянную затычку.
— Отведайте вот этого вина.
Гость шагает назад к двери, поглядеть, каков оттенок вина на свет.
А вот и старик становится с ним рядом, он тоже поднимает свой стакан вровень с лицом. Не для того, чтобы любоваться оттенком вина, а чтобы чокнуться с гостем.
Поскольку хозяин на сей раз опорожняет стакан до дна, положено, чтобы и гость тоже выпил все до капли.
После чего мужчины снова подсаживаются к огню, который до поры до времени хотя и таился, и ждал терпеливо, но сейчас с равной жадностью пожирает сучья, подкладываемые в четыре руки.
Теперь оба они, и гость и хозяин, вновь сидят друг подле друга, но чувствуют себя совершенно иначе, не так скованно, как вначале. Поэтому даже затянувшееся молчание хозяина не мешает гостю пуститься в воспоминания:
— Ни в один праздник не было у нас такого паломничества к давильням, как в день святого Сильвестра. Предлог, конечно, был подходящий. Если в канун любого другого праздника иной человек и обходился без чарки, то уж в этот день никто не ленился карабкаться в гору и всяк норовил встретить Новый год со стаканчиком вина в руке. И получалось, что на Сильвестра народ к виноградникам валом валил, почти как во время сбора винограда. Народу по склонам было густо, это слышалось и по голосам. Туман возвращал эхом и многократно усиливал все звуки. А уж если где заводили песню… Редкий год выдавался, чтобы в день святого Сильвестра сияло солнце.
—
— Вверх по круче лезли, карабкались все, будь то зажиточный крестьянин или батрак. В руке у каждого — палка, на шее — сумка, ремень от которой перехлестнут через правое плечо, а сама сумка прилажена по левую сторону, чтобы ладонью придерживать тяжесть. Хотя случалось мне видеть, как флягу или деревянный жбан носили и вовсе без всякой сумки; тогда и ремень не перехлестывали накрест, он свисал, свободно накинутый на плечо. Ну а у вас как, тоже небось не было такого в заводе, чтобы бочонки с вином хранить в погребе при доме?
— Только что зараз на тачке спустишь.
— На свадьбу там, на крестины или на именины. Вино расходилось за день, от силы за два. Было традицией, что хороший хозяин хотя бы через каждые два дня должен подниматься к давильне и в баклаге, понемногу переносить вино в дом. Существовало поверье, будто бы наши вина не выносят перевозки. И будто распивать их следует тут же на месте, как можно ближе к винограднику. Вернее, что вина эти не переносят колесной тряски. Поэтому и корчмари с равнины приезжали к нам закупать вино на санях.
— Сюда тоже?
— Считалось, будто бы наши вина, в особенности лучшие сорта, переносят только санный путь; иначе, мол, они утрачивают прозрачность; а еще лучше, если хозяин сам таскал вино — в штофной бутыли, засунутой в суму. Явное суеверие…
Гость замолкает, непреднамеренно, но короткая эта пауза служит затравкой. Хозяин впервые, не дожидаясь вопроса, заговаривает сам. Он спрашивает:
— Какое же тут суеверие?
— Таков был обычай по всему комитату. Люди карабкались на гору, лезли в этакую даль не потому, что слишком уж привередливое да привязчивое к своей лозе было у нас вино. А для того, чтобы там, наверху, повидаться друг с другом. Чтобы доброе то вино распить в приятной компании.
Пауза. Гость нарочно делает эту паузу, чтобы заставить хозяина разговориться.
— На виноградниках, в своем кругу можно было судить да рядить — переворошить все новости, большие и малые! Ну и песен попеть. Подальше от забот по хозяйству и от женских языков.
Пауза. И снова безрезультатно.
— Да, суеверие это было простой уверткой, хитростью. Ведь на самом-то деле наши добрые вина можно было перевозить. Перевозили не раз, если уж нужда заставляла. И вино ничуть не мутнело и не меняло ни цвета, ни вкуса.
На этот раз пауза находит своеобразный отклик. Старик разливает вино, причем стакан гостя оказывается полон до краев, что тоже имеет свой определенный смысл.