Избранное
Шрифт:
— Приведите все в норму, Иван Федорович, и работайте на здоровье, — спокойно сказал Юсин.
— В но-орму… Вырастил на свою шею казуиста. Ты вот лучше скажи, когда сосунком у меня по участку мастером прыгал, я тебе в книжки твои смотреть мешал?
— Нет, Иван Федорович. Спасибо, — улыбнулся Юсин.
— Чего же ты теперь в каждую дырку со своими горлохватами лезешь? Что это, понимаешь, за недоверие? Что я, может, хуже тебя эту горку знаю?..
— Работа у нас та-кая… — пропел,
— Пошел бы ты знаешь куда?
— Знаю…
Спуск закончился. Надежда врубила пневматику, и она, сработав со свистом, раскрыла гремучие двери. Все вышли. Агриппина обратилась к Ивану Федоровичу:
— Вы моего Сыркина там случайно не увидите?
— Прямо мечтаю увидеть… А что?
— Тогда передайте ему вот это, а? Поесть тут кое-чего… — Она вытащила из-за пазухи сверток. — Мы нынче проспали с им. Он не поевши и убег. Жалко ведь… — В грубоватом голосе Агриппины прозвучала нежность.
— Жалко… — буркнул Гаврилов. — Спать надо поменьше.
— Да мы с им на картину ходили… — смутилась массивная, грудастая, выше Гаврилова ростом, Агриппина.
— Передам, передам — не волнуйся, — сказал уже потеплее Иван Федорович и взял у нее сверток.
— Домой-то когда? — окликнула его Надежда. — Опять, поди, заторчишь тут?
— Видно будет.
Надежда оттянула его за рукав в сторону, заговорила шепотом:
— Гришку увидь. Погляди на него. Что-то он мне последнее время не нравится… Шебутится, нервный весь.
— Сама с ним и говори. Ты — мать.
— А ты — отец, понял? — строго сказала Надежда.
— Ну ладно, — отмахнулся Иван Федорович. — Нашла время… Поговорю, поговорю.
Он побежал догонять Юсина и Клыбина. Догнал на повороте. Навстречу погромыхивал состав с рудой. Они прижались к стенке штрека, пропуская вагонетки. Потом, закурив, Иван Федорович сказал:
— Толя, ты отойди-ка от нас подальше. Я с Петром Николаевичем секунду хочу по секрету…
Юсин пошел не спеша вперед.
— Петя, — заговорил Иван Федорович, глядя на Клыбина, вернее на его огромное родимое пятно на щеке, — ты почему людей не уважаешь?
— Каких это еще людей? — сощурился Клыбин.
— Рабочих, — уточнил Иван Федорович.
— С чего это ты так решил?
— Вижу.
— А я тоже кое-чего вижу, Иван Федорович, дорогой… — окрысился Клыбин. — Вижу, как вы с этим Тучиным шуры-муры разводите! Семенова спихнули. А он ведь дельный специалист. И потом, сейчас, когда вся страна, понимаете, охвачена трудовым подъемом и повсеместно разворачивает социалистическое соревнование, вы с Тучиным…
— Что мы с Тучиным?
— О Тучине будет кое-где особый разговор еще… — зашипел Клыбин и задохнулся. — Вы занимаетесь на руднике всякими переустройствами,
— А ты знаешь, за счет чего он перевыполнял?
— Да уж знаю, знаю!..
— Вот и хорошо, — посуровел Гаврилов. — Ты ведь вместе с ним грабил рудник, понял?
— Руководить, Ваня… — затрясся в нервном смешке Клыбин, — нужно талант иметь и образование. Куда ты лезешь со своим техникумом? А?..
Гаврилов с секунду помолчал.
— Ну, ладно, Петя… Поговорили, и хватит. Но учти… Я тебе это в последний раз говорю…
— Не пугай, не пугай. Михеев скоро вернется. Мы еще поглядим!..
— Ты, слушай! — рявкнул, не выдержав, Гаврилов. — Так вот… — Клыбин смотрел на него с явным испугом, — Если ты при мне… Или без меня, понял?.. Еще хоть раз потянешь на кого-нибудь, как вот сейчас в клети на мою бабу… То я тебе лично рога отверну. Понял? И второе. Кончай носиться в партком и стучать по пустякам. Богом прошу, Петя. Я тебе Тучина обижать не позволю. Ты меня вроде давно уже знаешь. А теперь дуй по холодку.
Клыбин вытер лицо ладонью.
— Хорошо, Иван Федорович. Мы и этот разговорчик запомним…
Гаврилов пошел на него грудью. Клыбин отшатнулся, а Иван Федорович, как бы и не замечая его, крупно зашагал по штреку.
В разнарядке, только они вошли в нее с Юсиным, сменный мастер протянул ему трубку.
— Гаврилова спрашивают.
— Гаврилов слушает…
— Это ты, Гриша? — уточнила трубка.
— Нет. Это другой Гаврилов… — сказал Иван Федорович. — А что?
— Скажите, Григорий Гаврилов сегодня в которой смене? — спросила трубка.
— А простите, кого это интересует?
— Это звонят из ресторана «Пурга». Руководитель оркестра.
— Ясно… — Гаврилов аж засипел носом. — От восемнадцати до ноля. Еще что?
— Все, спасибо, другой товарищ Гаврилов, — съехидничала трубка.
Гаврилов швырнул ее на рычаг, зло сказал мастеру, заполняющему на краешке стола какие-то бумаги:
— Не рудник, понимаешь, а народный театр! Композиторы… Певцы! Гамлеты всякие! А третий сортиры расписывает. Тоже поэт… С кем только руду брать?!
— Ну ты что это, Иван Федорович, икру мечешь? — улыбнулся мастер.
Гаврилов дернул щекой.
— Ты вот что, милый… Не рассиживайся. А валяй-ка за меня в партком. Учись и учись. Не мешай нам вот с этим начальником разбираться…
Мастер собрал бумажки и, пожимая плечами, удалился.
— Ну? — спросил Гаврилов у Юсина. — Зажгутся вечером огни, и снова будем мы одни? Так чего тебе еще от меня надо?
Юсин, выслушав это, рассмеялся:
— Предлагаю на планчик взглянуть.