Избранное
Шрифт:
— Глупости! — возмутился Михеев. — Как вы могли такое придумать? Шаганский…
— Мне неприятен, — перебил его Кряквин. — Как, впрочем, неприятны мне и его взаимоотношения с вами.
— Готовы объяснить?
— Когда и где угодно.
— А не говорит ли в вас в данном случае некоторое… возможно излишнее… ну, скажем, патриотическое чувство… Вы меня понимаете?
— Прекрасно, — отрезал Кряквин. — Говорит, но не мешает. Мне на это наплевать! Лишь бы человек жил и работал на совесть. Понимаете, на совесть! А каких он там кровей и мастей — мне до форточки! Я не антрополог и не этнограф, в конце-то концов. Я — горняк. И я обучен умению отличать пустые породы от
— Продолжайте, пожалуйста. Я слушаю вас внимательно, — сказал он.
— А может быть, не стоит? — с заботой спросил Кряквин и машинально показал на сердце.
— Благодарю, — усмехнулся Михеев. — Я думаю… мы драться-то не будем? Не нарушим технику безопасности для перенесших инфаркт?
— Конечно же нет, Иван Андреевич…
— А поговорить мне до чертиков захотелось! — сказал Михеев. — Намолчался до одури. Поехали дальше. Вы остановились на технике безопасности.
— Вот именно. На технике безопасности… Общеизвестность, о которой вы, Иван Андреевич, уже говорили… И говорили абсолютно верно… постаралась и тут. Она до основания затерла и смыла истинный смысл этого понятия. Люди настолько привыкли к употреблению этих слов — «техника безопасности», что буквально не слышат и не думают, что они говорят. Техника безопасности — значит, дважды два четыре. Все ясно, все понятно. Не суй нос туда и туда… Оторвет. Она, с ее правилами, охраняет от травли, учит разумному поведению в процессе труда и так далее… Общеизвестно, банально и пресно. Надоело!.. А для меня лично с некоторых пор… техника безопасности… чуть ли не философская категория. Ей-богу! Хотя, конечно, ну какой же из меня философ? Смешно.
— Пошло-поехало! — неожиданно вмешалась Ксения, появившись с блюдом в руках, на котором дымилось жаркое. — Стоило только уйти, а они, как настоящие интеллигенты, дома — о работе, на работе — о женщинах. Ведь праздник же сегодня, господа! Уймитесь. Успеете…
— Извините, Ксения Павловна, — сказал Кряквин. — Больше не будем.
— Вот так и живем… — подмигнул ему Михеев. — Да!.. А что же мы вашу-то Варвару Дмитриевну не захватили? Это же безобразие! Как я мог об этом забыть…
— Ничего, ничего… — поднял руку Кряквин. — Ее нет сейчас в городе. Вчера увезла школьников на экскурсию в Мурманск. На все праздники укатила…
— Ах вот как… — протянул Михеев. — Тогда все равно… предлагаю тост за женщин!
— Которые делают из вас директоров, — подкусила Ксения.
— Допустим… — отстраненно отозвался Михеев и слегка предупреждающе посмотрел на жену: мол, не переигрываешь ли, голубушка?..
Выпили. Стали закусывать. И опять наступила томительная пауза.
— Ксения… — нарушил молчание Михеев. — Понимаешь… Я понимаю… Праздник и так далее… Но ты уж извини… Мне хотелось бы все-таки дослушать соображения Алексея Егоровича…
— О технике безопасности? — хмыкнула она и посмотрела на Кряквина: мол, перестаньте чудить.
— Да, — сухо ответил Михеев. — О технике безопасности.
Кряквин, не мигая, стараясь сохранить бесстрастность, выдержал взгляд Ксении, и она первая опустила глаза. Сморщила нос. Ей вдруг сделалось как-то невыносимо скучно. Тоскливо… «Дура я, дура… — подумала она о себе и пожалела себя. — Столько готовиться, ждать, фантазировать… Толкуют о безразличии, напрочь осуждают его, а сами… Роботы. Технократы! Неужели так трудно понять, в чем нуждается она, баба?.. В
— Ну вас всех к черту! — уже вслух закончила Ксения. — Говорите хоть о ходе хамсы в Баб-эль-Мандебском проливе в четвертом веке до нашей эры! Мне все равно. Привет вам, птицы! Отряд не заметил потери бойца… — очень даже похоже скопировала Ксения мужа и вышла из комнаты.
Кряквин было потянулся за ней, но Михеев остановил его энергичным жестом. Одними глазами сказал: не надо, Алексей Егорович, у нее такое бывает…
Кряквин, соглашаясь, покачал головой.
Михеев вытащил из визитного кармашка пиджака патрончик с валидолом. Вытряхнул таблетку и закинул ее в рот.
— На всякий случай, — сказал он устало. — По технике безопасности… Кстати, я решил рассказать вам, вернее, объяснить загадку своих, несколько странных… для вас… взаимоотношений с Шаганским. В свое время — а вы сейчас поймете, о каком времени идет речь, — Юлий Петрович здесь… помог выжить моему отцу…
— Он тоже? — спросил Кряквин.
— Да… в тридцать восьмом. Это был крупный специалист-обогатитель.
— Не знал…
— Вот так…
— Чем же это подтвердил Шаганский? В таких случаях слова… ничто.
— Только спокойно, прошу вас заранее… То, что я скажу… — перешел на шепот Михеев, — может и не понравиться вам…
Кряквин так и впился глазами в Михеева.
— Шаганский показал мне письмо отца, написанное им тогда, здесь… И в нем просил меня, когда представится случай, в будущем естественно, оказать посильную помощь подателю сего письма… Шаганский устроил отца в пекарню… Спокойно, Алексей Егорович…
Кряквин согнул лезвие столового ножа, и оно с коротким, засушенным звуком сломалось.
— Ссука… Он что же, у всех брал такие расписки? — тоже шепотом выдохнул Кряквин.
— Не знаю, — бесстрастно ответил Михеев.
Ксения стояла посередине чистенькой кухни и напряженно прислушивалась. Она все еще надеялась, что вот сейчас ее окликнут или придут за ней. Но там, где она оставила Михеева с Кряквиным, существовала какая-то непонятная тишина, и только потом что-то странно и непривычно треснуло… «Сидят и переживают…» — злорадно подумала Ксения, приподняла полотенце с пирога, который с таким старанием готовила, ковырнула помадку — облизнула палец. Зачем-то открыла и завернула снова кран. «Идиоты!..» Подошла к окну. Во дворе, с горки летела и летела ребятня. Ксения долго смотрела на счастливые лица мальчишек и девчонок.
— Что было дальше с отцом? — спросил тяжело Кряквин.
— Умер через год после реабилитации.
— Да-а… Как же вы-то… с этим мерзавцем…
— Не переживайте, Алексей Егорович. У меня абсолютное алиби.
— Какое?!
— Я выполнял завещание отца.
Эта фраза, сказанная Михеевым в полный голос, настигла Ксению уже в прихожей. Она стремительно одевалась. Шапочка… Шарфик… Пальто… Сапоги! Все!
— Нате вам! — захлопнула за собой дверь Ксения. — Живите как хотите! А мы еще поживем, поживем… — Она легко и упруго сбежала по лестнице, выскочила во двор. Как-то безотчетно и сразу, не думая о том, что делает, взобралась на горку и вместе с малышней скатилась вниз, в смехе, в визге… Задумчиво отряхнулась и пошла через двор на улицу. Как мгновенно окончился этот сладостный миг, который она испытала, соскальзывая вниз, с горки… Напротив, с афиши кинотеатра «Большевик», рекламировался «Гамлет». Ксения пересекла скользкую дорогу и, зайдя за фанерный рекламный щит, чтобы никто ее не видел, вдруг беззвучно и горько расплакалась…