Избранное
Шрифт:
— Слава советским горнякам, покорителям земных недр! — громыхнул усиленный динамиками голос.
Кряквин увидел на трибуне Верещагина, уже основательно припорошенного снегом. Верещагин тоже увидел его и кивнул, улыбаясь…
Перепадное, разорванное ветром «ура» поползло над потоком… Вот когда и протиснулась к Надежде Ивановне Зинка. Она давно уже, с самого начала демонстрации, все приглядывалась и приглядывалась к матери Григория, никак не решаясь подойти к ней.
— Здравствуйте…
Надежда Ивановна отчужденно
— Здравствуй… Что скажешь?
— Я узнать… Как он там?
— Григорий, что ли?
— Ага… — кивнула Зинка.
Колонна пошла побыстрей. Вокруг гремело «ура». Надежда Ивановна взяла Зинку под руку.
— Это уж не ты ли его кусаешь, а? Пришел как-то весь обцелованный…
Зинка потупилась.
— Да ты не обижайся. Ешь, если хочешь, его на здоровье. Чего раньше-то к нам не приходила? Я про тебя и не знала…
— Да так…
— А сейчас, видишь… — Надежда Ивановна шмыгнула носом. — Оборвало его… Лежит весь в бинтах. Пластырем залепили всего, как окошко в войну. Поди, такой тебе не нужен?..
— Какой? — вскинулась Зинка.
Надежда Ивановна отмахнулась и вытянула из рукава носовой платок…
— Ура! Ура-а-а! Ура-а! — ревела колонна.
За поворотом, перед мостом, шествие заканчивалось — рассасывались здесь шеренги. Скороходов, покомандовав насчет праздничной бутафории — флагов, транспарантов и прочего, предложил Кряквину:
— Пошли, Алексей Егорович, в кривую. Согреемся маленько. Там сейчас все наши будут…
«Кривой» в Полярске называли столовую, размещенную в здании гостиницы, что по дуге огибала центральный сквер.
— Алексей Егорыч! Товарищ главный инженер! — услышал Кряквин. Оглянулся. Так его давно не называли — отвык даже. С противоположной стороны улицы ему махал рукой Павел, персональный шофер Михеева. — Идите сюда! Вас зовут!..
— Извини, Сергей Антоныч… — сказал Кряквин Скороходову и стал пробираться сквозь толчею.
— Привет, Паша! С праздником! В чем дело?
Павел загадочно улыбнулся. Показал головой на машину. Кряквин пригнулся и… увидел Михеева. Даже развел руками от удивления, быстренько обошел машину и открыл дверцу:
— Вот это да! Не ожидал… Ей-богу! И разведка не донесла ничего… С праздником, Иван Андреевич!
— Вас также. Садитесь…
Кряквин влез в машину.
— Это надо же!.. Когда прилетели?
— Сегодня ночью.
— Да-а… Нет чтобы обрадовать сразу-то?
— Инкогнито. Зачем вам сон нарушать?
Машина скатилась к железнодорожному переезду и пошла колесить закоулками, обросшими деревянными домами, кружным путем выбираясь снова к центру Полярска.
— Ну как вы, Иван Андреевич? — спросил Кряквин, так и не придумав другого вопроса.
— Как видите… Встал. Пора уж. Вы и не представляете, как обрыдли мне эти… в белых халатах… Прямо вот здесь вот сидят! — Михеев показал на
— У вас и в машине лекарствами…
— Провоняешь… Хоть в химчистку сдавайся. Как вы-то, Алексей Егорович? Я, честно говоря, рад вас видеть. Рад…
— Я тоже, — тепло ответил Кряквин.
— Да-а… — протянул задумчиво Михеев. — А что, если бы я вас на рюмку чая пригласил? Не отказали бы?..
— Спасибо.
— Вот и хорошо. К дому, Павел, пожалуйста.
В машине было тепло. Приемничек рассказывал о параде на Красной площади. Михеев сидел похудевший, осунувшийся. Без шапки. Кряквин украдкой взглядывал на директора, с грустцой отмечая на его тщательно выбритом лице резче обозначившиеся морщины и седину, теперь уже почти полностью обморозившую крупный затылок.
— Может быть, мое приглашение… — начал Михеев.
— Нет, нет, Иван Андреевич, — остановил его Кряквин. — Я абсолютно свободен.
— Это прекрасно… — со странной усмешкой качнул головой Михеев.
— Ну вот! Наконец-то!.. — воскликнула радостно Ксения. — Явились не запылились!.. Помереть прямо легче, чем вас дожидаться! — Она шумно засуетилась. — Раздевайтесь скорее!
— С праздником вас… Ксения Павловна… — сдержанно сказал Кряквин и угловато затоптался в прихожей, шаркая ногами о коврик.
— Да пожалейте вы его! Хватит. Давайте я за вами поухаживаю. Все-таки приятно за директором ухаживать. — Ксения подмигнула Кряквину и повесила на крючок его меховую куртку. — Проходите, проходите. Будьте как дома.
Кряквин не часто бывал в этой квартире и сейчас невольно осматривался. Что и говорить — Михеевы жили постоличнее, что ли… у Кряквиных дома все было попроще, погрубоватей, без этого изыска. Он и Варюха вообще мало обращали внимания на внешний комфорт.
Ксения, свежая, нарядно одетая, красивая, все пыталась создать настроение:
— И сразу к столу! Промедление смерти подобно. Прошу вас, Алексей Егорович, вот сюда. А сюда уж мы моего Михеева. Он нынче у нас хворый — поторчит на втором плане. Это не важно, что он Герой… Здесь, понимаете, вне очереди не получится. А я вот сюда, с вами рядышком. Не возражаете?
От Ксении исходил какой-то неуловимо приятный, незимний аромат. Светлые волосы ее, свободно рассыпанные по плечам, щекотнули озябшее лицо Кряквина.
— С чего начать, а? — показала Ксения на бутылки. Стол беспокоил глаза продуманно-выверенной, искрящейся сервировкой. — О-о, вспомнила! Мне тут недавно Шаганский анекдот рассказал. О главных, ну то есть самых основных вопросах разных эпох. Хотите, расскажу? Очень неглупо. Значит, так… Быть иль не быть? Представляете? Гамлет. Кто виноват?.. Что делать?.. С чего начать? И наконец, наиболее популярный вопрос нашего с вами времени… Какой бы вы думали? Какой счет?! — Ксения рассмеялась первая.