Избранное
Шрифт:
— Песок… Сначала море, потом дюны…
— Я заеду за тобой завтра в отель.
Когда на другой день Мурад вошел в отель «Сен-Жорж», Амалия, устроившись под сенью гибискуса, читала «Альже-Революсьон».
Они поехали на запад. Дорога шла вдоль моря у подножия гор, покрытых кустарником. Чтобы помочь Амалии освоиться, Мурад перечислял старые названия: Сент-Эжен, Де-Мулен, Гийотвиль, Пуэнт-Пескад, Мадрага. В Зеральде они свернули направо: узкая дорога, петлявшая среди сосен, привела их прямо на пляж. Туристический комплекс возвышался с восточной
— Там совсем пусто! — Амалия глазам своим не верила.
— Это, разумеется, не Антиб, — заметил Мурад.
— Куда вы дели купальщиков?
— Утопили в море. Солнце ты желаешь в каком виде?
— Хорошо прожаренном.
— Сию минуту будет исполнено.
— Можно располагаться?
— Здесь? Ты что! Толпы пока еще спят, но они тут.
Он показал на тяжелое некрасивое строение в отдаленно средневековом стиле. Над входом в главную башню красовалась надпись «Сан-Суси», выведенная готическими буквами.
— Толпы скоро проснутся, и начнется нашествие.
Они направились в сторону Сиди-Феррюша, в конец пляжа, под сень мастиковых деревьев, спускавшихся к самой воде, и легли на уже теплый песок. На фиолетовое море солнце бросило ковер из переливающихся слюдяных пластинок. Как только стихало ласкающее кожу свежее дуновение ветра, начинало палить немилосердно.
— Надеюсь, наш переход через пустыню окажется более приятным, чем твой… тот, что описан в последнем номере.
— Ты уже читала? Что ты об этом думаешь?
— Не знаю…
Она колебалась.
— Нечего стесняться. Ребята высказали мне все начистоту, и я решил дать тягу.
— Как это?
— Подал заявление об уходе.
— Ты шутишь.
— Вовсе нет. Потом все тебе расскажу. Но ты-то что по этому поводу думаешь?
— Неужели здесь и в самом деле нет другого способа развлечься?
— Как же, есть! Ребятишки, вестерны, футбольные матчи по пятницам.
Он показал пальцем в сторону туристического комплекса:
— Нашествие варваров!
Первые группы купальщиков спускались из Зеральды на пляж. Их непрерывный поток, устремлявшийся к морю с дороги или из «Сан-Суси», закрыл в конце концов последние пятна серого песка, маячившие островками у самой кромки воды. Жесткий крупный песок под мастиковыми деревьями обескураживал отчаянных купальщиков, отваживавшихся забраться сюда, и Мурад с Амалией провели там весь день.
Как только солнце скрылось, воздух сразу стал холодным. Всего за несколько минут пляж опустел, словно сдуло разноцветные венчики палаток и зонтиков. Устало тащились по песку последние купальщики, направлявшиеся в «Сан-Суси». И вскоре у воды не осталось никого, только черный пес бродил по берегу в поисках остатков пищи.
— Пора и нам возвращаться, — сказала Амалия, — первая встреча у меня назначена на восемь утра.
Кусок покрытой ржавчиной луны вынырнул из воды, стал быстро расти, раскачиваясь какое-то время над самой поверхностью моря. Набегавшие волны разбивали полоску излучавшегося ею бледного света, и лунная
Душераздирающий вопль, донесшийся из «Сан-Суси», послужил прелюдией к оркестровым вариациям, растворявшимся в ночи.
— Революция не освободила вас от этих тлетворных радостей?
— Иностранные туристы заранее оплатили причитающуюся им долю веселья. Мы обязаны обеспечить контракт. Пойдем дальше?
Трубы и ударники еще некоторое время не отставали от них, пока они шли по песку, потом в глубине бухточки, со всех сторон закрытой соснами, музыка смолкла. Они легли. Песок был еще теплым. Кровь стучала в висках Амалии. Время остановилось…
Возвращаясь на рассвете, они шли по песку, плотно сбитому за ночь водой.
На обратном пути в машине, разрезавшей прохладный воздух, насыщенный влагой первых рассветных часов, Амалия молчала. Чтобы стряхнуть с себя усталость, тяжестью ложившуюся на веки, достаточно будет принять душ. Но то, что она с такой легкостью уступила капризу Мурада (ей самой было непонятно, как все это случилось), не предвещало ничего хорошего в конце путешествия.
Потому что Мурад, это было ясно, ничуть не переменился — разве что к худшему. Изменчивый Протей и так и не ставший взрослым подросток, он, пожалуй, будет в тягость в Сахаре: месяц — это не шутка. Сможет ли он вынести медлительность каравана, духоту, наконец, строгий распорядок — главное, распорядок? Задует песчаный ветер, и он, чего доброго, возьмет да исчезнет в один прекрасный вечер за какой-нибудь дюной, подобно своим беспечным героям из «Перехода через пустыню». Что стоит Югурте (это один из любимых его героев) снова обмануть всех? Пустыня тут же поглотит неоседланных лошадей с седоками, которых город надеялся удержать в своих стенах… ибо для Югурты стена — не преграда.
Если, как он любил повторять, свобода — это скорее род влечения, чем состояние, то это его влечение попросту убьет его когда-нибудь. Уже во время войны его врожденная страсть к кочевой жизни выводила из себя Амалию, предки которой — не в одном колене — были не только оседлыми, но так крепко срослись с землей, что получили от нее все, вплоть до имени. Эта изменчивая подвижность нередко вызывала у нее желание подуть, чтобы разбился хрупкий сосуд. А та легкость, с какой ему удавалось от всего ускользать, смахивала на предательство. Никогда он не привязывался по-настоящему ни к вещам, ни к людям, едва задерживая на них свое внимание.
Амалия не сомневалась: когда сердце Мурада перестанет биться, душа его к тому времени, заранее почуяв неладное благодаря своему чудовищному подсознательному стремлению к скитаниям, давно уже покинет презренную оболочку тела: он и в смерти сумеет обмануть!
— Устала? — спросил Мурад.
Ну вот, не угодно ли… только сейчас об этом вспомнил! Она взглянула на часы:
— Я едва успею переодеться. Что ты собираешься делать до нашего отъезда?
— Поеду в деревню.
— Это далеко от… деревни моей тети?