Избранное
Шрифт:
Хилда. Ну что вы, тетя.
Мать. Ты еще слишком молода, детка, тебе этого не понять.
Хилда. Как же это? Ведь у вас была такая благополучная семья.
Мать. Да и раньше было то же самое, просто мы не осознавали этого. Однако все было именно так.
Хилда. Ах!
Мать. И вот мы сидим здесь взаперти, и нет у нас никакого выхода. Мы ведь даже носа на улицу не высовываем, один Томас время от времени убегает куда-то, словно дикий олень. Мы ни с кем не решаемся заговорить на улице. Над нами все издеваются, нас высмеивают.
Хилда. Но
Мать (язвительно смеется). Вот-вот, не подозреваем. Прежде, в самом начале нашей семейной жизни, старые друзья Генри нередко бывали у нас в доме. Где они теперь? А мои подружки по пансиону? В те годы я была задорная, веселая девушка, меня звали повсюду. У меня было прозвище Маковка, потому что я всегда носила красные платья. Посмотрел бы кто-нибудь сейчас на эту Маковку. Куда-то они все пропали, прежние знакомые, один за другим. Все нас стыдятся и избегают, наша бедность колет им глаза. Не с кем даже поболтать о пустяках, о которых любят болтать женщины, совершенно не с кем. Сижу здесь, как овчарка на цепи, и караулю двух мужчин, которых по-настоящему и мужчинами-то не назовешь, и дочь-развратницу. Вот так уходят годы. Ах, Хилда…
Тем временем Андреа погасила свет у себя в комнате и спустилась по лестнице. Она, пытается открыть дверь в гостиную, дергает за ручку.
Андреа. Откройте!
Мать. Посиди там, ты здесь ничего не забыла.
Андреа (громче). Открой, мама.
Мать (еще громче). Нечего тебе здесь делать. Лучше не показывайся.
Андреа (барабанит кулаками в дверь). Открой! Открой! Открой!
Сосед наверху снова стучит в потолок. Мать отпирает дверь, и Андреа врывается в гостиную. Внезапно смешавшись, садится.
Андреа (жалобным тоном). Я не могу заснуть.
Мать. Отправляйся к себе. И ты еще смеешь показываться здесь? Немедленно извинись перед своей кузиной и передо мной. Андреа. Я посижу здесь, дождусь Томаса.
Мать. С какой стати? Нам с Хилдой надо поговорить. Убирайся. Андреа. Я не могу там больше быть одна. Я не вынесу этого. Посижу здесь, а вы ложитесь спать.
Мать. А кто тебе сказал, что Томас сегодня вернется? Андреа. Он сел в седьмой трамвай. В последний или предпоследний. Доедет до конечной остановки и вернется назад.
Мать. Ты так думаешь? Плохо же ты знаешь нашего Томаса. Хилда. Я так измучилась, тетя! Я хочу прилечь.
Мать. Это лучшее, что мы можем сделать. Пусть все твои печали перейдут ко мне, а ты иди к себе и как следует выспись… Хилда. Я не могу спать, тетя. Я глаз не сомкну. Буду думать… Мать. У меня где-то были таблетки. Постой-ка. (Пошарив в ящике, вынимает коробочку с лекарствами.) Вот они. Успокаивающие. «Успокаивают нервную систему, способствуют глубокому сну». Хилда (обращаясь
Хилда. Откуда ты знаешь, что он придет сегодня?
Андреа. Знаю.
Мать. Прими одну, самое большее полторы, и заснешь сном младенца. (Тише.) Завтра поговорим обо всем, вот увидишь, все уладится.
Мать и Хилда уходят в комнату Андреа. Мать задергивает штору и откидывает одеяло. Хилда приносит стакан воды и прямо в халате забирается в постель. Мать склоняется над ней, подает ей стакан с водой. Поправляет одеяло.
Мать. Мы подружились, верно? А это уже немало. Выпей-ка. Хилда кладет в рот таблетку и запивает ее водой.
Хилда. Пахнет анисом…
Мать. Да.
Хилда отдает ей стакан, устраивается в постели поудобнее. Сейчас она похожа на ребенка. Мать гладит ее по волосам.
Хилда. Можно мне попросить вас кое о чем, тетя?
Мать. Да, конечно…
Хилда. Поцелуйте меня на ночь, пожалуйста.
Мать целует ее в щеку.
Вот теперь мне хорошо. Спокойно.
Мать. Спи, детка. Доброй ночи.
Хилда. Доброй ночи, тетя.
Мать (входя в гостиную). Андреа, ты вела себя по-свински.
Андреа молча обходит вокруг стола.
Ты решила расстроить этот брак, потому что увидела, как прекрасно Томас и Хилда поладят между собой. И брак этот наверняка был бы счастливым.
Андреа. Тебя никто не слышит, передо мной можешь не притворяться. Томаса и его кузину невозможно даже рядом поставить, это совершенно чужие люди. И вообще этот брак нужен только для одного…
Мать… чтобы заполучить денежки тети Мириам? Ты это хочешь сказать? Ошибаешься. Ты судишь обо всем со своей колокольни. Ты просто маленькое ничтожество, которое о жизни ничего знать не знает. Именно поэтому ты считаешь естественное стремление выбиться в люди…
Андреа. Выбиться в люди?
Мать. Да, да, речь идет именно об этом. О том, чтобы вытащить всех нас, и тебя, между прочим, тоже, из этой беспросветной трясины и заложить прочный фундамент будущего благополучия. Вот к чему я стремлюсь. И я запрещаю тебе говорить всякие гадости, слышишь? Или ты все никак не возьмешь в толк, что есть люди, которые желают другим добра, а не озабочены, как ты, лишь собственной персоной и своими противоестественными прихотями?
Андреа. Да как ты смеешь…
Мать. Я знаю, что говорю, и ты все отлично понимаешь. На прошлой неделе тебя приглашал в кино Ян Вандриессе, а два месяца назад к твоему папе приходил свататься Мюллер, но ты всех прогнала. С чего бы это? Почему ты никуда не ходишь? Почему огрызаешься, как собака, когда мужчины заговаривают с тобой на улице? Я знаю почему. И это противоестественно. Я говорю о твоих отношениях с Томасом, я вижу, как вы с каждым днем заходите все дальше.
Андреа. Замолчи!
Мать. Ты сама боишься этого. Я же знаю тебя, ты даже заикнуться об этом вслух боишься, только бы все было шито-крыто.