Избранное
Шрифт:
Дракин (переступив с ноги на ногу). В лихачах ездили. Имели обоз, двадцать семь лошадей. (Почесав бороду и кашлянув в рукав.) Бывший город Санк-Петербург.
Травина (для присутствующих). Почему бывший?.. Весь простреленный, он ещё стоит и дерётся, Дракин. А вот ты, например... много ты против отечества потрудился? А в прежние годы воевал за него?
Дракин. Как Бирюка забрали, я единственный сын у отца остался. (Быстро, опережая следующий вопрос.) Имею
Заминка и настороженное внимание И даже Лена вопросительно подняла голову.
Золото закопано у меня. Браслеты, также цепи разные, часы на ценных камнях. Могу указать место. По соглашению.
Пока Похлёбкин кратко совещается с Травиной, нарастает гул гневных голосов: «Насосал злата-те!», «Экой Минин наизнанку выискался...» Один даже выскочил на середину, яростно потрясая гранатой: «Ты почём, почём на рынке за морковку-то взимал? Женщинка одна в голос над мешком твоим ревёт... при ей двое писклят за юбку держатся, а ты скребёшь её железною рукой!»
Мамаев (горячо). Не надо нам. Через сто годов найдут твой клад и скажут... подлец, скажут, в какую пору у отечества похитил. Не надо нам злата твоего!
Травина. Тише, товарищи!
Следует ещё запоздалый возглас из толпы: «Купить нас хочет, банкир какой!»
Товарищи, больные у нас тут.
Шум стихает.
Бирюк. Вынай, Степан, что на душе-то у тебя смердит. Вынай, облегчи себя.
Травина. Слышал? Скажи людям, какие причины толкнули тебя на это чёрное дело?
Дракин (сперва обдумав ответ). Я давно обрёк себя... на это. Двор вы мне разорили... молчал я. Коней моих увели. На Гнедом-то, бывало, без дубчика на башню вкатишь! Ему бы в тот раз, как зазяб, сороковку споить да поездить погуще, он бы ещё и теперь... (С вызовом.) Где Гнедой?! (Подавив вспышку.) И Гнедого смолчал. А нынче сына вы у меня отобрали.
Травина. Не хитри. Сбежал твой сын.
Дракин (скорбно). Дурак... вернётся. Не наш, не наш он, не дракинский.
Мамаев. Твой-то отец богаче был, а эка, убивца вырастил. А у нас Илья — агроном, человек станет. Он в тайну рощенья всякого проник...
Дракин (грубо и властно перебив его). Он бы у меня король был. Король, понятно? И ты бы в яшках при столе его стоял, пока тебе не свиснут.
Похлёбкин. Врёшь! (Смаху кулаком по столу.) Он бы на конюшне спал у тебя, твой король. Бирюк-то дитём от отца сбежал...
Голоса: «Заткни ему глотку-то!», «Особой ценности не представляет», «Дай ему девять грамм шесть десятых!»
Ничего,
Дракин. Тот настоящий король и есть, кто из солдат выходит. Ты человек молодой, Василь Васильич. Дай тебе господь при полном коммунизме сон такой радостный увидеть, как бы сын мой жил...
Травина (покачав головой). Слышали? Запоминайте... в ком ещё сомнение осталось! Есть у кого-нибудь вопросы?
Молчание. Травина повернулась к Похлёбкину.
Похлёбкин (сбирая листки со стола). Пять минут мне нужно.
Травина (так же, вполголоса). В две укладывайся... некогда, Похлёбкин. Давай!
И тогда, скомкав в кулаке, Похлёбкин прячет в карман эту шумную, ненужную ему больше бумагу.
Похлёбкин (торжественно, почти мудро и без крупицы прежней злости). Всенародно обличаю тебя, Дракин. Пойман ты на месте, народной жизни вор. Кто же ты есть, враг? Отвечаю на указанный вопрос. Ты есть явленье временное. Ты жил, пока ночь землёй владела. Но поёт петух, и пора тебе собираться в дорогу... Да, пора, пора всемирному человечеству исходить из пустыни его зверства. Это я ему нонче совет даю, русский мужик из спалённого Кутасова... (Коснувшись сердца под гимнастёркой.) Что это со мной... сердце-то как щемит!
Голос в тишине: «Воды ему!» Зачерпнув из ведра, Бирюк отправляет к Похлёбкину по рукам ковш. Тот отпивает глоток и ставит на стол, расплёскивая часть воды при этом.
Какая же ныне картина расстилается перед нами, товарищи?.. Немирный век в могилу сходит. И это ты, Дракин, под руки его ведёшь, кровавого своего папашу. Слушай же, в последний раз, как лес шумит. Ой, славно шумит, слаще девичьей песни. Думаешь, силу свою считает, либо мелку зимню ёлочку прибаюкивает? Нет, это он вас славит, русские рабочие и мужики. (Повышая голос.) Вся дикость земная из пещер своих на вас рванулась, и вы её грудью, окровавленной отшибли. Думатся мне теперь, весь шар земной вам за это поклонится... если только не свинья!.. Конец тебе, Дракин.
И опять, сам дивясь недугу своему, он замолкает с закушенными губами. Неожиданно он садится. В ту же минуту, подойдя к Травиной, сержант произносит одно какое-то слово, которое меняет всё.
Травина. Ладно, кончили... (Торопливо, про Дракина.) Уведите его пока. И сами, и сами...
Тревожно поглядывая на лейтенанта, которого не видно сейчас из-за спины сержанта и Лены, народ покидает землянку, увлекая в своей волне и Дракина.