Избранное
Шрифт:
Есть жены, что умоляют мужа о прощении в рыданиях, стоя на коленях, глядя в пол. Если подобное произойдет с Тересой, я брошу все, поняв, что проиграл. Тогда-то я и стану, после стольких титанических усилий, обыкновенным обманутым супругом. О Господи, укрепи мой дух в уверенности, что Тереса не умалится до подобной сцены!
Пьеса «Возвращение крестоносца» имеет неплохой финал: в последнем акте Грисельду постигает романтическая смерть, а два соперника, побратимы во страдании, отбрасывают шпаги и клянутся погибнуть в героических сражениях. Но в этой жизни все иначе.
Пожалуй, между нами все кончено, Тереса, это так, но занавес пока не опустился и нам придется жить дальше любой ценой.
Возможно, ты чувствуешь себя, как та актриса, что остается одна под сотней устремленных взглядов, когда уже не деться никуда. Текст кончился и нет суфлера, чтобы хоть что-то подсказать. Однако публика ждет, волнуется и со скуки начинает плести истории вокруг тебя. Ну что ж, Тереса, настал твой час импровизировать.
Из книги
«ПЕСНИ ЗЛОЙ БОЛИ»
(1951–1960)
Иной раз мне думается, что по ту сторону ничего нет. Но это не важно. С меня довольно его самого, он шлет мне вызов, в нем вижу я жестокую силу, усугубленную непостижимой злобой. Вот эту непостижимую злобу я больше всего ненавижу; и будь Белый Кит всего лишь орудием или самостоятельной силой, я все равно обрушу на него мою ненависть. Моби Дик, глава XXVI[19]
[комм.]
LOCO DOLENTI
[20]
Настоящим доводим до сведения всех заинтересованных лиц, что поиски прекращены. Комитет принял единогласное и окончательное решение приостановить новые попытки в этом направлении, после того как последние отряды сентименталов безвозвратно сгинули в дремучих лесах недоразумений, среди страниц душещипательных романов, в пучине Саргассова моря. Чудом уцелели лишь их улыбки, взгляды и запахи, да и те в конце концов были благополучно отправлены на свалку, ставшую их братской могилой.
Комитет не только не намерен с былой благосклонностью принимать преступных обманщиков, услаждая их слух звуками лютни и льстивыми речами, но готов предать их суду за искажение человеческой натуры и отныне лишает своего доверия психиатров, хирургов, промышляющих пластическими операциями, и прочих профессиональных мошенников.
С другой стороны, глубочайшей благодарности заслуживают те представители прошлого, кто искренне или злонамеренно стремился облегчить либо усложнить эти поиски, предлагая ложные пути и потворствуя обману. В их числе следует особо упомянуть господ Отто Вейнингера, Поля Клоделя и Райнера Марию Рильке, которые проявили поистине дружеское участие, постаравшись избавить Комитет от излишних забот и ошибок и предоставить в его распоряжение целый свод знаний о данном предмете, не говоря уже об их бесценных советах. Им, равно как и другим, не столь известным доброжелателям, — самая сердечная признательность.
Комитет прекращает поиски, но не свою деятельность. Предав забвению традиционный романтизм, он вступает на стезю чистой коммерции и в дальнейшем займется публикацией — в виде отдельных брошюр — эпистол и донесений, частных дневников, «Ада влюбленных»[комм.], судовых журналов, языка цветов, навигационных карт и лоций, а также обратится к производству талисманов, стилетов, маятников для обнаружения подземных кладов, компасов, головоломок, компьютеров, приворотного зелья, счетчиков Гейгера, сейсмографов, магнитов, теле- и микроскопов, дабы удовлетворить потребности тех, кто до сих пор продолжает упорно искать иллюзорную полноту
Чтобы достойно завершить кампанию раскаяния и очищения, Комитет намеревается использовать все полученные доходы для возведения грандиозной обители или кенотафа[комм.] в честь Неизвестного Человека. Возможно, это сооружение станет святыней, привлекая паломников и туристов, которые смогут взглянуть правде в глаза и в благочестивом молчании как должное воспримут безграничное одиночество того, кто обречен на предсмертные конвульсии.
В той мере, в какой это позволят литературные аллюзии и археологические мотивы, а также финансовые возможности, кенотаф, окруженный хитросплетением каналов и садов, должен будет походить на усыпальницу Мавсола.
CASUS CONSCIENTIAE
[21]
Твоя пролитая кровь взывает к отмщению. Но в моей пустыне уже нет места для миражей. Я впал в безумие. Все, что происходит со мною во сне и наяву, тает и теряет очертания в неверном свете лампы в кабинете психоаналитика.
Истинный убийца — это я. Тот, другой, уже давно в тюрьме и вкушает от почестей правосудия, тогда как мне приходится страдать на воле.
Желая утешить меня, врач рассказывает мне старые истории о судебных ошибках. О том, например, что Каин был невиновен. Авель погиб, раздавленный своим эдиповым комплексом; тот же, кого обвинили в убийстве, не отрекаясь от ослиной челюсти[комм.], произнес загадочные слова: «Разве я супер-эго брата моего?» Тем самым он подтвердил изначальную драму родственной ревности, наполненную зыбкими образами детства, о которой Библия намеренно умалчивает, дабы испытать проницательность исследователей подсознания. Для последних все мы в известной мере авели и каины, утаивающие свою вину, перекладывая ее друг на друга.
Но я не сдаюсь. Не в силах искупить свой грех — грех умолчания, — я несу в себе эту муку, острую и чистую, как лезвие кинжала. Оно переходило в прямом смысле слова из поколения в поколение, это орудие убийства, пока не попало ко мне. Но не я пролил твою кровь.
KALENDA MAYA
[22][комм.]
A Midsummer Night’s Dream[23]
В глубинах сумрачных тоннелей спят девочки, уложенные в ряд, точно бутылки с шампанским. Коварные ангелы сна в молчании ведут им счет. Охочие до недозрелого вина дегустаторы пробуют на вкус, изысканность и терпкость их недобродившие дyши, добавляют в них по капле алкоголь или сок алоэ, подсыпают по крупинке сахар. В один прекрасный день хранилище покинут столько-то девушек брют, столько-то полусухих, столько-то сладких, все как одна игристые и все на выданье. У самых пылких пробки будут крепко прикручены проволокой, чтобы в ночь, когда их откупорят, они ошеломили простачков оглушительным хлопком.
А там уж пойдут они по рукам, тост за тостом, урожай за урожаем. Ведь не упиваться же ею в одиночку: любовь — продукт брожения, для здоровья вовсе не полезный, — тут же ударяет в голову, женщина на одного — явный перебор. Kalenda maya! Праздник продолжается, по полу катятся опорожненные бутылки.
Да, здесь, снаружи длится праздник. Но там, в глубинах подвала юным душам являются навеянные демонами пагубные видения. Молчаливые наставники обучают их искусству плоти, заранее проигранным играм. Но главное — они сдавливают им изо всех сил, до удушья, грудную клетку, чтобы те привыкали к тяжести мужского тела, и чтобы вечно длился этот фарс, кошмар ночного шипуна.