Избранное
Шрифт:
Я готов поклясться, что вокруг творится что-то такое, что выставляет меня на всеобщее обозрение. Каждый раз, выходя на улицу, я чувствую на себе сотни устремленных на меня взглядов, они окружают меня облаком нездорового любопытства, которое проливается за моей спиной дождем насмешек. Дело тут не в предстоящем браке, о котором давно уже знают все и который никого не волнует. Нет, тут что-то другое, и я думаю, что гроза разразилась именно сегодня, во время дневной мессы, которою я никогда не пропускаю. Господи, еще вчера я пребывал в спокойствии и занимался подсчетами. А сегодня…
Я возвратился из церкви почти
Да полно, разве у меня совесть нечиста? Я что, обокрал кого-то? Или убил? Нет, я могу спать совершенно спокойно. Моя жизнь чиста как стеклышко.
10 ноября
Боже мой, ну и денек выдался сегодня!
Несмотря на почти бессонную ночь, я встал рано и отправился к себе в контору раньше обычного. По дороге вновь ощутил на себе множество злорадных взглядов. Мне показалось, что я начинаю сходить с ума. Немного успокоился только оказавшись в своем кабинете. Здесь, в безопасности, я решил продумать план дальнейших действий.
Внезапно дверь распахнулась, и навстречу мне бросилась сеньорита Мария, которую я едва узнал. Она не могла перевести дух, как будто убегала от смертельной опасности и ворвалась в первую оказавшуюся открытой дверь. Лицо ее было бледнее обычного, а темные круги вокруг глаз казались метами неминуемой смерти.
Потрясенный, я обнял ее и усадил рядом. Она пристально посмотрела мне в глаза и разрыдалась.
Она рыдала так безудержно, как только может рыдать человек, долгое время таивший в себе свои страдания и уже не имеющий сил терпеть дальше. Ее рыдания настолько потрясли меня, что я не мог произнести ни слова.
Закрыв лицо мокрыми от слез руками, она вся содрогалась в неудержимом плаче, словно искупая злодеяния мира сего.
Забыв обо всем, я не отрываясь смотрел на нее. Ее тело сотрясалось от рыданий. Внезапно мой взгляд остановился на ее заметно округлившемся животе.
Горестный момент откровения!
Изменившиеся очертания ее фигуры раскрыли мне тайну всей драмы.
Я едва смог сдержать крик, который перешел в тяжкий стон. О, бедная девочка!
Сеньорита Мария уже не плачет. Ее прекрасное лицо озарено какой-то нездешней, мученической красотой. Она погружена в молчание, которое красноречивее всего говорит о том, что нет на земле таких слов, которые смогли бы убедить мужчину в ее невиновности.
Ибо она уверена, что ни превратности судьбы, ни бедность, ни любовь — ничто не может оправдать ее, потерявшую невинность.
И еще она знает, что нет таких слов у людей, которые были бы сильнее языка плача и молчания. Все это она знает и потому продолжает молчать. Она вверила себя мне и теперь ожидает моего решения.
Пусть там, за дверью, шатается, рушится и меркнет мир — подлинное мироздание заключено здесь, в этой комнате, оно только что родилось, выйдя из моего сердца.
Не знаю, как долго длился наш безмолвный разговор и как скоро перешли мы на обычный язык. Знаю только, что Мария ни на секунду не усомнилась во мне.
Потом мне доставили два письма, два посмертных послания из мира, в котором я дотоле обитал. Вирхиния и Общество, два светоча этого мира,
Но эти письма уже не могли вызвать у меня ни возмущения ни досады; они принадлежат миру прошлого, которое уже не имеет для меня никакого значения.
Я понял, что нет нужды быть ни особо умным, ни высокообразованным для того, чтобы понять, почему нет на земле справедливости и почему никто даже и не озабочен тем, чтобы вершить добро. Все дело в том, что истинная праведность чаще всего предполагает отказ от собственного благополучия.
А так как я не в силах ни изменить законы мира сего, ни преобразить сердца людские, то мне не остается ничего иного, как смириться и уступить. Я вынужден отступить от истин, постигнутых в тяжких муках, и вернуться в прежний мир стезею лжи.
Итак, я отправляюсь к сеньору священнику. Но на этот раз я пойду не за советом, а для того, чтобы сделать хоть немного чище тот воздух, которым дышу. Я пойду затем, чтобы отстоять свое право считаться человеком, пусть даже на этот раз мне придется покривить душой.
11 ноября
Сегодня побывал у сеньора священника. Теперь-то уж Общество не станет направлять мне свои обличительные послания. Я уже покаялся в своем «грехе».
Если бы я согласился бросить бедную девушку на произвол судьбы, оставив ее наедине с ее бедой, я мог бы наслаждаться своей восстановленной репутацией и заняться устройством выгодного брака. Но я даже помыслить не мог о том, что хоть отчасти, но в своих бедах виновата и сама Мария. Мне достаточно сознавать, что кто-то пришел искать во мне поддержку в самый трудный час своей жизни.
И я счастлив оттого, что наконец-то понял, сколь много я заблуждался, сколь жалкое существование я влачил в своей робости. Ибо тот идеал рыцарского добродеяния, который я тщился стяжать, нисколько не превыше чистоты помыслов истинного мужчины.
Если бы Вирхиния, вместо того, чтобы прислать мне свое оскорбительное письмо, просто сказала бы «не верю», я никогда не обнаружил бы, насколько неистинной была вся прошлая жизнь.
26 ноября
Зарабатывая себе на жизнь шитьем, Мария обходила многие дома. Как правило, это были добропорядочные семейства. Очевидно, в одном из таких домов по-прежнему таится тот негодяй, подлость которого пробудила во мне другого человека, о существовании которого я и не подозревал.
Но теперь уж никакой подлец не сможет вырвать из моих рук ребенка, которому предстоит явиться на свет, ибо я признал его своим по всем законам, установленным Богом и людьми.
О, эти законы, вечно преступаемые законы, давно потерявшие свой изначальный высокий смысл!
29 ноября
Сегодня утром скончался сеньор Гальвес, исполнявший обязанности президента нашего Общества Благочиния.
Его безвременная кончина потрясла всех: он был еще далеко не стар и, как бы там ни было, все-таки старался творить добрые дела. Так, ему наш приход обязан красивой металлической оградой. Однако репутация его всегда оставалась довольно сомнительной, поскольку все знали, что он занимался ростовщичеством.