Избранное
Шрифт:
Администрации зоосада пришлось пережить немало неприятных минут, поскольку о происшествии заговорили все газеты. Обозреватели наперебой возмущались и осуждали законы мироздания, кои допускают существование голодных львов рядом с несносными дурно воспитанными девочками.
ЯЗЫК СЕРВАНТЕСА
Возможно, я ее изобразил слишком в стиле Фра Анджелико[комм.]. Возможно, я переборщил с местным райским колоритом. Возможно, я навел его на эту мысль, описывая все ее достоинства, когда мы с ним опустошали кружки пива, перемежая их ломтями ветчины и колбасы. Как бы то ни было, друг мой попал в точку, найдя то слово, ядреное, крепкое, тупое,
БАЛЛАДА
Ястреб, выпустивший в небе из когтей степную птицу и взмывающий все выше, так и не набив желудок; мореплаватель, бросающий балласт и грузы за борт, чтобы судно не отправилось ко дну; вор, роняющий добычу на бегу, и дай бог ноги от удавки и от денег; молодой изобретатель, на заре воздухоплавания, рубящий канаты, чтобы вовсе оторваться от земли и век не видеть ту толпу, которой он цилиндром машет, улыбаясь, из корзины под огромным монгольфьером, — все твердят, как сговорившись: берегись, твоя голубка…
Может стать добычей хряка, жеребца, козла, каймана.
Тот, кто, принимая ванну, вены вскрыл, и тем дал волю накопившейся обиде; тот, кто тяжким сонным утром, бритву взяв, раздумал бриться, а вогнал ее под мыльный свой кадык по рукоятку (на столе остался завтрак, весь пропитанный отравой повседневной канители); все, кто с жизнью сводит счеты от любви или от муки, все, кого уводит навсегда «сезам, откройся» ненасытного психоза, мне твердят с кривой ухмылкой: берегись, твоя голубка…
Может стать добычей хряка, жеребца, козла, каймана.
С высоты своей гордыни посмотри, как, кувыркаясь, все послав к чертям собачьим, вниз летит в кровавой юшке, на лету ломая крылья.
Посмотри, как, подчиняясь неизбежности паденья, увязает в гуще стада, на рогах, в зубах трепещет, как валяется на потных обнаженных скотских крупах. Вот уже ее ощипывают, грязно усмехаясь, поварята, мерзкий повар для нее готовит вертел; нашпигованная сплетнями, она шкворчит на блюде, на потребу негодяям, сластолюбцам на забаву…
Разом став добычей хряка, жеребца, козла, каймана.
ПОСЫЛКА
О, любовь моя! Из всех мясных и рыбных лавок мира ты в письме своем прислала мне протухшие отбросы. Утопая в их червивой массе, грязными слезами я мараю непорочный небосвод. Будь что будет, если хочешь…
Становись добычей хряка, жеребца, козла, каймана.
ТЫ И Я
Безмятежно текла жизнь Адама во чреве у Евы, в ее сокровенном Эдеме. Согретый в нежных объятиях плоти, словно зернышко в сладкой мякоти плода, неутомимый и полезный, словно железа внутренней секреции, сонный, словно окуклившаяся личинка шелкопряда, он блаженствовал, не помышляя еще о том, чтобы расправить плотно прижатые к телу крылья духа.
И все же, подобно всем счастливчикам, он проклял в конце концов свой домашний рай и отправился на поиски выхода. Он пустился вплавь против течения, пробил головой ход, порвал живую пуповину изначальной связи.
Но обитатель и покинутая обитель не смогли существовать врозь. Со временем у них установился ритуал, полный тоски
Перед высшим судом Ева ограничилась слегка завуалированной застенчиво-циничной демонстрацией своих прелестей и пересказом катехизиса идеальной супруги. Недостаток чувства и провалы в памяти искусно восполнялись широким репертуаром похихикиваний, сюсюканий и ужимок. Под конец она исполнила блестящую пантомиму, изображая, как именно ей приходится рожать в муках.
Адам, напротив, был очень серьезен, он совершил пространный экскурс в мировую историю, благоразумно опустив эпизоды разрухи, массовых убийств и обмана. Зато упомянул о письменности, об изобретении колеса, о тернистом пути познания, развитии сельского хозяйства и избирательном праве для женщин, о мирных договорах и о лирике трубадуров…
Не знаю уж почему, но под конец он привел в пример нас с тобой. Он назвал нас идеальной парой и подчинил меня твоим глазам. Но вдруг вчера зажег их особым блеском, и теперь твой взгляд нас разлучает навсегда.
ВСТРЕЧА
Две точки, чтоб соединиться, не обязательно должны искать прямую. Конечно, это самый краткий путь. Но некоторые предпочитают бесконечность.
Люди попадают в объятия друг к другу и не задумываются, как это все произошло. Обычно они плутают по жизни. И лишь завидев объект, к нему стремятся, чтобы слиться воедино. И встреча эта — столкновенье двух снарядов. Удар силен настолько, что обоих отбрасывает вспять, к исходной точке. И, втиснувшись обратно в орудийный ствол, они впечатываются в свои пустые гильзы. Вот только порох уже истрачен.
Но бывает, та или иная пара отходит от этого неотменимого пути. Вначале их проект линеен и безусловно прям. Но почему-то они вдруг попадают в лабиринт. Они не могут жить в разлуке. Это единственное, в чем они уверены, но их уверенность тает в процессе поисков друг друга. И когда один из них вдруг совершает ложный ход в попытке встречи, другой проходит мимо, как будто ничего и не заметил.
ЭПИТАЛАМА
В комнате после ухода влюбленных остался отвратительный осадок любви. Повсюду мишура, увядшие лепестки, опивки вин и пятна пролитых духов. Над развороченной постелью, над смятением подушек, роятся мухами густые и пахучие слова, гуще, чем сок алоэ и фимиам. В воздухе еще жужжит: «птенчик мой», «обожаю».
Пока я мою полы и привожу в порядок постель, утренний ветерок слизывает своим эфирным языком эти тонны карамели. Нечаянно я наступаю на нераскрывшуюся розу, выпавшую вчера из ее декольте. Ах, жеманная барышня! Я так и слышу, как в истоме она просит приласкать ее, обнять покрепче. Но придут иные времена: и ей придется когда-нибудь одиноко тосковать в своем гнездышке о возлюбленном, упорхнувшим в поисках новых пташек под чужие карнизы.
Я его знаю. Не так давно он набросился на меня в лесу и безо всяких уговоров и церемоний повалил на землю и овладел мною. Так лесоруб, забавы ради, на ходу напевая похабные куплеты, срубает одним махом тонкий стебель пальмы.