Избранное
Шрифт:
Александр Михайлович не знал домашнего адреса Гусева и Софьи, после занятий в университете он собирался навестить Сулимову, но на улице к нему кинулась Софья. Она была оживлена, будто явилась на свидание.
— Поехали в «Аквариум». Поет Орехов, — весело тараторила Софья. — Мы приглашены.
С масленой в Петербурге много говорили об актере из провинции, затмившем многих именитых певцов Мариинки. А Варя сравнивала Орехова чуть ли не с Шаляпиным.
Если бы не таинственное «приглашены», брошенное Софьей, Александр Михайлович, может,
В конце первого отделения, когда певец и пианист, высокий, стройный, с ухоженной бородкой и усами, раскланивались перед зрителями, Софья шепнула:
— Аккомпанировал Буренин. Пошли за кулисы, он нас ждет.
7
С канатной фабрики на Петровском острове поступили сведения: бродячий точильщик хочет продать пять револьверов — по недорогой цене. Купить оружие поручили Игнатьеву.
Точильщик назначил встречу возле ночлежного дома, недалеко от церкви Спаса Колтовского. Днем на улочке тихо, лишь изредка приходят жители соседних домов в ночлежку за кипятком да точильщику приносят ножи.
Не без колебания послал Гусев Александра Михайловича к ночлежке. Как ни говори, дело рискованное.
— Нашу группу интересует не пяток и не десяток револьверов, — напутствовал он Игнатьева. — Предполагаем, что точильщик вхож в арсенал. Если это подтвердится, то такой человек — настоящая находка для боевой технической группы.
У фабрики Керстена Александр Михайлович расплатился с извозчиком. Пробыв минут десять в конторе фабрики, не спеша направился к церкви. У рынка свернул в улочку, где его подстерегал неприятный сюрприз. У входа в ночлежку прохаживался городовой.
Улочка была настолько коротка, что если повернуть назад — мгновенно вызовешь у полицейского подозрение.
Из кипяточной, к счастью, выбрался дворник с большим чайником. Александр Михайлович окликнул его:
— Не поможешь ли, любезный, где-то здесь продается особняк.
— Случаем, не Евдокии ли Анисимовны? — отозвался дворник. — Коли к ней, то рано свернули, на следующей улице следовало. Сюда, правда, тоже стороной ее сад выходит, а калитка и ворота на Гдовскую. Да я провожу, по пути.
Дворник показал на большой мрачный дом.
— Собираетесь всерьез поселиться в наших местах? — расспрашивал дворник, приспосабливаясь к крупному шагу Игнатьева. — Здесь у нас чем не дача: Невка, в каждом дворе сирень или акации, у Сосниных — черемуха, напротив Крестовский остров. Только вот покой в последнее время потеряли, как скобарь открыл ночлежку. В неделю раз, а то и два полицейская облава. Ночлежники — всякие беспаспортные, нелегальщики, мелкое ворье, через забор сигают. Прошедшей ночью в саду Евдокии Анисимовны изловили пятерых. У четверых не было вида на жительство, в двадцать четыре часа велено убираться из столицы. А пятому — точильщику — не миновать тюрьмы. В точиле нашли спрятанный браунинг
На углу Гдовской улицы дворник показал на калитку, скрытую в зарослях акации.
— Серьезное имеете намерение приобрести особняк? Ночлежку-то, может, и прикроют.
— Думал здесь поселиться, не предполагал, что столь неприятное соседство. — Александр Михайлович с сожалением развел руками. — Цену-то запрашивают божескую.
— Коль хорошо поторговаться, еще сбросит, — сказал дворник, — домовладелица страху натерпелась, ночью фельдшера из казармы вызывали, каплями отпаивали.
— Поищу поспокойнее место, дом покупаю не на сезон, — ответил Александр Михайлович.
На Большой Спасской, направляясь к извозчичьей бирже, он глянул в улочку. Возле городового стоял тип в темном костюме и котелке.
«Раскололся точильщик, меня поджидают, — подумал Александр Михайлович. — Хорошо, что счастливый случай свел со словоохотливым дворником».
Без четверти восемь Александр Михайлович вышел к недорогим меблированным комнатам на Пушкинской улице. На третьем этаже, в первом окне от водосточной трубы, на столе горела высокая лампа без абажура. Знак, запрещающий встречу.
Александр Михайлович тихо побрел к Невскому, а когда через час вернулся на то же место, на лампе был абажур.
Гусев встретил Игнатьева в свитере, валенках с высокими голенищами. Полупальто брошено на спинку стула.
— Съезжаю. Еще полчаса, и не застали бы. Хозяйка выдает дочь за чиновника с Тверской. Лишились еще одной хорошей явочной квартиры.
В лампе вспыхнуло пламя, мгновенно закоптело стекло. Гусев убавил огонь.
— Купили? Всю партию? Хватило денег? — Партию…
Александр Михайлович рассказал Гусеву про облаву в ночлежке.
— Чересчур рискуем, был бы толк, а то самообман. Да, дорого обходится нам покупка оружия у случайных людей, — вздохнул Гусев. — Сейчас полсотни, сотня и даже полтысячи револьверов для дружин — это жалкие крохи. Нужны винтовки, не пять — десять, а тысячи. Время действовать смелее, устанавливать связи с оружейниками, иметь своих людей на пороховом заводе, в арсеналах, нужно научиться изготовлять бомбы. К созданию лабораторий, мастерских и к изготовлению бомб должны быть привлечены химики, физики, ведь дело придется иметь со взрывоопасными смесями…
Гусев разволновался, говорил, словно читал лекцию.
8
После оттепели подморозило, выпал хороший снег. Микко, сын домоправительницы, на розвальнях съездил в Райволу на станцию за багажом из Швеции. Вскрыв ящик, Александр Михайлович загоревал: прислали патроны, а должны были — винтовки и револьверы. Положение осложнилось, накануне Софья передала распоряжение Гусева: «Из-под земли хоть добывайте, а чтобы к среде были пятнадцать винтовок». В четверг должны их увезти в глубь России. Одна надежда была на сестрорецких оружейников Емельянова и Поваляева.