Избранное
Шрифт:
— Нет здесь заведующего, — сказала Галя, — вещи чистят на фабрике. Директор там.
— Ну порядки! — еще больше возмутилась женщина. — Значит, выбрось два пятьдесят и забирай испорченную вещь. Да?
Ее губы, подкрашенные ярко-лиловой помадой, дрожали. Или она очень злилась, или очень расстроилась.
«Из-за такого барахла, — подумала Галя, — из-за тряпки! А дома, наверное, еще два пальто и шуба. Такие всегда самые жадные».
Она холодно посмотрела на клиентку:
— Я ничего не могу сделать. Если хотите, запишите в жалобную книгу.
— Дайте, — всколыхнулась
Галя вытащила из шкафчика толстую тетрадь. Вот она опять сглупила. Сколько раз Валентин Николаевич ей внушал: «Вы, Галя, конечно, культурная девушка, но у вас есть плохая черта. Чуть что, вы суете клиенту жалобную книгу. А хороший работник должен бороться за то, чтоб ни в коем случае жалобную книгу клиенту не дать. Ведь вы, если, конечно, захотите, любого уговорить и повернуть можете».
Это верно. Уговорить Галя кого угодно может. Она и эту женщину уговорила бы. Надо только весело, доброжелательно и очень подробно разъяснить клиенту, что к чему. И все время при этом улыбаться. Это совсем не трудно, когда тебя ничего не мучает, когда впереди есть хоть маленькая радость, когда чего-то ждешь от сегодняшнего вечера или от завтрашнего дня.
А если одни обязанности и заботы, и Тимка просыпается четыре раза за ночь, и Анатолий уже две недели не приходит и не звонит, тогда ну вас всех к черту, берите жалобную книгу, пишите что угодно, и откуда я знаю, отойдут ли эти пятна с серого пиджака, а скорее всего не отойдут.
— А на плиссированной юбке надо зашить каждую складочку. Можно, конечно, и так принять, дело ваше, но, предупреждаю, плиссировка вся разойдется. Чтоб потом не жаловались.
Как все переменилось бы — появись только сейчас в дверях Анатолий! А ведь приходил, ждал, пока Галя кончит работу, сидел у этого столика, звонил каждый день. Что он делает? Ну, днем на стройке, а вечерами? Соседка Марья Трофимовна говорит: «Что ты! У него уже, поди, три таких, как ты, сменилось. Теперь законных не удержишь».
Она не со зла говорит. Попросту выкладывает все, что думает.
Или, может быть, плюнуть на все это раз навсегда? Галя ведь не рассчитывала на Анатолия, когда решила родить. Какого черта он ей нужен — маленький, невидный. Такие ли ребята у нее были — Ираклий, Николай, с ними и по улице пройти приятно.
Ах, никто ей не нужен! Просто ее тошнит, когда говорят «мать-одиночка». И Тимка до сих пор не зарегистрирован, хотя ему скоро уже год. Наверное, за это придется платить штраф. И надо оформить его скорей. Хватит быть дурой и чего-то ждать. Может, Анатолий надеется, что Галя ему позвонит. Так не дождется…
— Следующий…
Галя не смотрит на людей. Она видит только вещи. Костюмы потускневшего, неопределенного цвета, с лоснящимися воротниками, пальто, тяжелые от пыли, платья в жирных пятнах.
Множество вещей.
— С меховым воротником не принимаем.
— Фруктовые пятна с белого шелка не отойдут. Как хотите. Мое дело предупредить.
Можно ли так заносить вещь! В руки взять противно!
— Два пятьдесят. Да, за этот пиджак. Государственные расценки, гражданин, не я их составляла.
А женщина все пишет и пишет в жалобную книгу. Из-за одного пятна!
— Гражданка, — сказала Галя, — вы пишите, это ваше право. Но только послушайте, что я вам скажу. Пятно обезжирено. Пыли оно больше впитывать не будет. Контуры и сейчас слабые. Потом они вовсе сотрутся. Ничего видно не будет. Вы уж мне поверьте. А вообще пальто как новенькое. Кто же будет приглядываться?..
Женщина сказала:
— Я из принципа.
Галя быстро завернула пальто. Руки у нее сами знали, как сложить вещь, чтоб она не мялась, и как подвернуть бумагу, чтоб тючок получился небольшой и аккуратный.
— Вы же сами понимаете — материал сухой, светлый. А мастера у нас очень опытные.
— Им теперь выговор будет? — спросила женщина.
— Жалоба клиента — для всего коллектива неприятность.
— А все-таки пятно…
— Вы его сами через два дня не найдете.
— Не могу же я вырвать страницу. Они у вас пронумерованные.
— Нет, вырвать нельзя. Вы перечеркните и внизу припишите, что зачеркнули сами и при рассмотрении работой довольны.
— Может, вам еще благодарность написать? Просто зачеркну, и всё.
Но она все-таки приписала, что работой удовлетворена. Тоже неплохо. Попозже Галя так зачеркнет ее писанину, что никто ничего не прочтет. Мало ли что человек напишет в запальчивости.
От этой чепухи и то стало веселее.
Подошла очередь белокурой девушки. Волосы заколоты как у старухи — калачиком. Видно, совсем неумелая. Развернула синее шерстяное платье. Что его чистить, его лучше всего выстирать дома в «Новости». И дешевле и быстрее.
— А полоскать будете — уксусу добавьте, — советует Галя.
— Боюсь, не отутюжу потом, — мнется девушка.
— В любой мастерской вам за полчаса отгладят. А у нас только к концу месяца будет готово. Мне ведь все равно. Я вам по-доброму советую.
А вот и голубоглазый старичок с плащом. Значит, уже зима. Каждой весной он сдает в чистку зимнее пальто, осенью — серый плащик.
Старичок очень похож на врубелевского «Пана». Не хватает только рожек, и то, может быть, они у него под шляпой.
Галя улыбается ему, но старичок не замечает. Он озабоченно достает из особого отделения бумажника заранее приготовленные деньги — без сдачи. Галя возвращает старичку десять копеек, чем приводит его в некоторое смятение:
— Это почему же? В прошлом году так платил.
— Снижение… Скоро, может, совсем бесплатно принимать будем.
— Это при коммунизме, что ль? — говорит старичок. — Не доживу.
— А вы постарайтесь.
Белое пышное платье из синтетической ткани, все залитое вином, принесла молодая женщина с гордым лицом.
Галя спросила:
— Где это вы так неосторожно?
Женщина смущенно улыбнулась и тихо ответила:
— На свадьбе…
Да, вот как-то у других получается — свадьба, белое платье — как говорится, светлая, законная любовь. Об руку с мужем в кино, в гости, домой. Муж побеспокоится — и в магазин сбегает, и стиральную машину купит. Наверное, хорошо замужем жить!