Избранное
Шрифт:
— Скажет, ясное дело, положиться на святых заступников.
— Примерно так.
— Ох, и трудная у нас религия, бабуня Тэйлор. Только что мать у меня была католичка, а то бы я ни за что в жизни…
— Я знаю одну женщину… — чуть-чуть заторопилась мисс Тэйлор, — одну женщину, у которой знакомая в нашем больничном комитете. Это все, конечно, дело времени, однако посмотрим, может, они похлопочут, чтобы сестру Бестед куда-нибудь перевели.
— Благослови вас боже, бабуня Тэйлор.
— Обещать я ничего не могу. Но я попробую.
— Вы слышали? — призвала в свидетели всю палату бабуня Барнакл. — Слышали, что собирается сделать бабуня Тэйлор?
Мисс Тэйлор не очень расстроила первая проба с дамой Летти. Для начала не так уж и плохо. И на даму Летти она еще поднажмет, а может быть, что-то удастся через Алека Уорнера. Хорошо бы он сам поговорил с Цунами Джопабоком, которая состоит в больничном комитете. Если бы еще как-нибудь обошлось без ущерба для служебной репутации этой злосчастной сестры Бестед.
— Так эта ваша дама напрямую ничего не обещала? — спросила бабуня Барнакл.
— Нет, пока нет.
— Ну хоть до зимы-то она управится?
— Надеюсь.
— Вы рассказали, как эта стерва орала на бабуню Дункан?
— Мы в частности не входили.
— Надо было рассказать. Что это вы словно и не совсем за нас, бабуня Тэйлор. А я вроде личность ее помню.
— Чью личность?
— Да этой дамы.
Трудность-то в том, размышляла мисс Тэйлор, что вся эта история не такая уж важная. Иногда ей хотелось сказать бабуням: «Ну и что, если вы недаром опасаетесь? Если мы действительно умрем этой зимой, ну и что?» Иногда она им даже и говорила: «Некоторые, должно быть, так и так умрут этой зимой. Это весьма вероятно». На что бабуня Валвона отвечала: «Я в любое время готова предстать перед своим Создателем». А бабуня Барнакл упрямо добавляла: «Только не раньше времени».
— Вам надо воздействовать на вашу знакомую, бабуня Тэйлор, — сказала бабуня Дункан, которая больше всех раздражала сестру Бестед. У бабуни Дункан был рак. Мисс Тэйлор часто подумывала: может быть, сестру рак и пугает?
— Вроде я этой дамы личность помню, — настаивала бабуня Барнакл. — Может, она ближе к вечеру бывала возле цирка Холборна?
— Не думаю, — сказала мисс Тэйлор.
— Может, она у меня газеты покупала, — сказала бабуня Барнакл.
— По-моему, она газеты получает на дом.
— А работать она нигде не работала, дама эта?
— Ну как, на службу не ходила. Но состояла в разных комитетах и тому подобное.
Бабуня Барнакл мысленно оглядывала лицо дамы Летти.
— Это значит, она благотворительностью занималась?
— В этом роде, — сказала мисс Тэйлор. — Что-то в этом роде.
Бабуня Барнакл подозрительно поглядела на нее, но мисс Тэйлор не поддалась и не сказала, что дама Летти была постоянной посетительницей тюрьмы Холлоуэй со своих тридцати лет до недавних пор, пока ей не стало из-за ожирения и одышки невмоготу
— С дамой Летти я еще переговорю, — пообещала она.
У начальства был выходной, и сестра внесла первый поднос с ужином, слегка присвистывая.
Бабуня Барнакл заметила нарочито громко:
Коль каркает курица, а женщина свищет —
Ни бог, ни муж в них толку не сыщет.
Сестра перестала свистеть, смерила взглядом бабуню Барнакл, брякнула поднос на столик и пошла за другим.
Бабуня Тротски попыталась приподнять голову и что-то сказать.
— Чего вы хотите, бабуня?
— Она говорит, — перевела мисс Тэйлор, — что не нужно обижать сестер только потому…
— Сестер обижать! А что они с нами сделают, когда зима…
Мисс Тэйлор взмолилась о ниспослании душевного покоя. Да что же у них одна зима в голове! Сочиняли бы снова свои еженедельные завещания!..
Этой ночью в мозгу у бабуни Тротски лопнул крохотный кровеносный сосудик, и она умерла, а дух ее возвратился к господу, дарователю оного.
Глава пятая
Миссис Энтони чутьем знала, что миссис Петтигру — добрая женщина. Чутье обманывало миссис Энтони. Но когда миссис Петтигру поступила к Колстонам ухаживать за Чармиан, первые недели она подолгу сиживала на кухне и рассказывала миссис Энтони о своих горестях.
— Вы закурите, — сказала миссис Энтони, разливая крепкий чай и указывая локтем на пачку на столике. — Бывает и хуже.
Миссис Петтигру сказала:
— Не знаю уж, куда хуже. Тридцать лет жизни я положила на Лизу Брук. Все знали, что деньги ее причитаются мне. А потом откуда ни возьмись объявился этот Гай Лит. Ни в каком браке они не состояли. Не настоящий это был брак.
Она пододвинула к себе чашку чаю и, склонившись к уху миссис Энтони, поведала ей, как жестоко и по какой давней причине Гай Лит обманул Лизу Брук и, не смог вступить с нею в супружеские отношения.
Миссис Энтони основательно отхлебнула чаю из чашки, которую держала обеими руками и в которую выдохнула так, что душистый пар уютным теплом обволок ее нос.
— Ну и все же, — сказала она, — муж есть муж. Раз законный.
— Лиза его никогда открыто не признавала мужем, — сказала миссис Петтигру. — Пока она не умерла, никто и не знал, что она замужем, вот же свинюшка паршивая.
— А вроде вы говорили, что она ничего, — удивилась миссис Энтони.
— Я про Гая Лита, — сказала миссис Петтигру. — Это он паршивая свинюшка.
— Ах, вон что. Ну, миленькая, суд еще свое слово скажет, когда время придет. Вы сигарету-то берите.
— Я с вами прямо курякой стану, миссис Энтони. Спасибо, я возьму, а вот вам не мешает курить поменьше, поберегли бы здоровье.
— С двадцати пяти лет по двадцать штук в день курю, а вчера перевалило за семьдесят, — сказала миссис Энтони.