Избранное
Шрифт:
— Как за семьдесят! Господи, да куда же…
— Семьдесят лет мне вчера исполнилось.
— Ах, семьдесят лет. Ну, так вам самое время на отдых. А то с этими… — миссис Петтигру кивнула на кухонную дверь, имея в виду Колстонов, пребывающих где-то за нею.
— Да нет, у них неплохо, — сказала миссис Энтони. — Сам-то он прижимистый, а она хорошая, она-то мне нравится.
— Прижимистый по части денег? — спросила миссис Петтигру.
— То есть не дай бог, — сказала миссис Энтони, повращав глазами и обратив взгляд на собеседницу для пущего
Миссис Петтигру поправила волосы, густые, крашенные в черный цвет и отлично подстриженные, как ее научила Лиза.
— Вот сколько бы лет вы мне дали, миссис Энтони? — спросила она.
Миссис Энтони, не поднимаясь со стула, откинулась назад, чтобы лучше разглядеть миссис Петтигру. Она взглянула на ее черные замшевые туфли, на ее гладкие ноги — ни одной вздувшейся вены, — на плотные бедра и подобранный бюст. Затем миссис Энтони склонила голову набок, чтобы окинуть взглядом, под углом в пятнадцать градусов, лицо миссис Петтигру. От носа к углам губ пролегли складочки, ротик был накрашен вишневой помадой. Двойной подбородок только-только наметился. Лоб пересекали две морщины. Глаза темные и ясные, нос твердый и приплюснутый.
— Ну что ж, — сказала миссис Энтони, скрестив руки, — я бы дала вам года шестьдесят четыре.
Голосок миссис Петтигру удивительно не вязался с ее яркой внешностью. Он прожурчал еще нежнее обычного, когда она сказала миссис Энтони:
— Прибавьте пять лет.
— Шестьдесят девять, значит. Столько вам никак не дашь, — сказала миссис Энтони. — Ну, у вас-то времени, конечно, хватало следить за собой, и потратиться тоже могли — на пудру, то да се. Вам бы служить, что ли, где.
На самом-то деле миссис Петтигру было семьдесят три, но, накрасившись, она выглядела куда моложе своего возраста.
Между тем она провела рукой по лбу и медленно покачала головой. Ее тревожили денежные дела — в суде все, вероятно, затянется бог весть как. И родня Лизы в свою очередь предъявила свои права.
Миссис Энтони стала мыть чайную посуду.
— А Уорнер-то старик там еще, с нею? — спросила она. — Или ушел?
— Н-да, — подтвердила миссис Петтигру. — Он там.
— Вот и хорошо, можно об ней покамест не волноваться, — сказала миссис Энтони.
— Между прочим, — заметила миссис Петтигру, — в бытность мою у Лизы Брук меня обычно вызывали привечать гостей. И ни перед кем меня не стеснялись.
Миссис Энтони принялась чистить картошку, что-то напевая.
— Пойду туда, — сказала миссис Петтигру, поднимаясь и одергивая свою ровную юбку. — Мало ли что ей там нравится или не нравится, я уж хоть за ней-то пригляжу, затем все-таки наняли.
Войдя в гостиную, миссис Петтигру сказала:
— О, миссис Колстон, а я подумала, может, вы утомились.
— Соберите, пожалуйста, со стола, — сказала Чармиан.
Миссис Петтигру собирать со стола не стала, она позвонила миссис Энтони и ставила на поднос блюдечко за блюдечком, чувствуя, что гость Чармиан ее оглядывает.
Чармиан
— Спасибо, Тэйлор.
Миссис Петтигру не раз видывала Алека Уорнера у Лизы Брук. Он улыбнулся ей и кивнул головой. Она присела и вынула сигарету из своей замшевой сумочки. Алек поднес ей огонь. Миссис Энтони, прогромыхав посудой, удалилась на кухню вместе с подносом.
— Так вы говорили… — сказала Чармиан своему гостю.
— Ах да. — Он повернул седую голову и серое лицо к миссис Петтигру. — Я тут объяснял, как у нас образовалась демократия на Британских островах. Очень скучаете по миссис Брук?
— Да, чрезвычайно, — сказала Мейбл Петтигру, выпустив длинную струю дыма. Она приняла светский вид.
— Пожалуйста, дальше про демократию, — сказала она.
— Когда я поехала в Россию, — сказала Чармиан, — царица выслала мне эскорт…
— Ну, погодите, пожалуйста, минуточку, миссис Колстон, пока мистер Алек Уорнер расскажет нам про демократию.
Чармиан странно поглядела на нее, потом сказала:
— Да, Эрик, в самом деле, насчет демократии.
— Не Эрик — Алек, — сказала миссис Петтигру.
Алек Уорнер успокоительно повел перед собой своей старческой твердой рукой.
— Демократия поистине восторжествовала на Британских островах, а именно в Шотландии, при посредстве мочевого пузыря королевы Виктории, — сказал он. — Как вы знаете, в принципе демократия и так существовала, но в жизнь она воплотилась из-за маленького недомогания королевы.
Мейбл Петтигру рассмеялась, закинув голову. Чармиан глядела отуманенным взором. Алек Уорнер медленно продолжал, как бы отмеряя голосом время разговора. Глаза у него были очень внимательные.
— У королевы Виктории было, видите ли, немного неладно с мочевым пузырем. И когда она на склоне лет ездила в Балморал, велено было к некоторым коттеджикам пристроить уборные, поскольку раньше их там не имелось. Таким образом, королева могла поутру безбоязненно проехаться по окрестностям; время от времени она вылезала из кареты — якобы затем, чтобы посетить скромные жилища подданных во всей их простоте. Мало-помалу разнеслась молва о том, что королева Виктория невероятно демократична. Все это, конечно, из-за ее легкого недомогания. Но тут все стали подражать королеве Виктории, идея расползлась, и вот теперь, как видите, у нас воцарилась такая демократия, что дальше некуда.
Миссис Петтигру закатилась долгим смехом. Алек Уорнер остановил как бы орнитологический взгляд на Чармиан, которая обирала плед у колен, дожидаясь своей очереди рассказывать.
— Когда я поехала в Россию, — сказала Чармиан, по-детски подняв к нему глаза, — царица выслала эскорт мне навстречу к самой границе, а обратно эскорта не было. Это в чисто русском духе — принимать решения и затем утомляться от собственной решимости. Крестьяне-мужики всю зиму лежат на печи. И всю, помнится, дорогу в Россию мои спутники то и дело раскрывали свои чемоданы и перебирали вещи. Была весна, и…