Избранное
Шрифт:
И они бегут, бегут без остановки, больше не кричат и не ждут тех, кто отстал, и по улицам бегут бегом. Почти все — поодиночке, но каждый — бегом во весь дух.
Бежали по домам.
В тот день после уроков они шли из школы втроем. Чарли, Джордж и Генри.
Им всем было по дороге, и, если кого-нибудь одного не оставляли после уроков, они возвращались домой втроем. Задержать после уроков могли любого, потому что Джордж неважно учился по всем предметам, кроме арифметики, а Генри неважно учился по всем предметам, кроме рисования, а Чарли по всем предметам учился неважно. Но если задерживали Джорджа, ему нечего было надеяться, что другие двое его подождут. И с Генри то же самое. А вот если задержат Чарли, те двое непременно его подождут. Когда задерживают обоих — Чарли и Джорджа,— Генри их ждет.
А все потому, что с Чарли до чертиков забавно. Он здорово умеет насмешить. Он до чертиков забавный. Скажет такое — обхохочешься, и сделает тоже что-нибудь такое. Вот почему все в классе водятся с Чарли, а Джордж и Генри просто счастливчики, им с Чарли из школы по дороге. Хотя Генри не такой счастливчик, как Джордж, до его дома от школы ближе всего. А Джордж доходит с Чарли до самого его дома, они почти соседи. Но Генри нельзя пойти туда и поиграть с Чарли, потому что мама всегда говорит — эти Брауны все-таки люди не нашего круга. Так что Генри только и может собраться в школу пораньше, а потом болтается у забора, ждет, когда Чарли пойдет мимо. И думает — хоть бы Джордж сегодня опоздал. И хоть бы Джорджа оставили в школе после уроков. И не съест леденец или кусок пирога, не потратит ни пенни, если дома получит монетку, все отдает Чарли и говорит, будто самому ему не надо.
Ну и вот, в тот день они возвращались домой втроем. И перед тем, как перейти рельсы, Чарли спросил — знаете, что самое бесстыжее? Они не знали, и он им сказал, и спросил — а знаете, что самое невозможное? Они и этого не знали, и он им сказал, и спросил — а что нахальней всего на свете? Они не знали, и он им сказал.
Да, с Чарли всегда забавно до чертиков. Он уже хотел еще что-то такое спросить, но как раз подошли к железной дороге, и тут издали послышался гудок паровоза. И Джордж сказал, почему бы Чарли не лечь между рельсами, чтоб поезд прошел над ним, он ведь давно собирался это проделать. И Генри сказал — нет, Чарли, не надо. Потому что подумал — вдруг поезд убьет Чарли, однако его подмывало сказать — правда, Чарли, давай. Но Чарли не захотел пробовать. Погодите, я вам покажу в другой раз. И Джордж сказал, хоть бы его не оставили сегодня во второй половине после уроков. А Генри сказал, пускай Чарли обещает, что покажет им обоим. Но Чарли сказал, ничего он не желает обещать. И опять стал загадывать загадки — а знают они, что на свете самое скользкое? И что самое сухое? И чего больше всего ждешь не дождешься? А когда проходили мимо лесопилки, спросил — почему женская ножка забавней всего на свете? И Джордж сказал, про женскую ножку он знает. А почему женская ножка похожа на реку Уонгануи? Это Чарли знал и во все горло прокричал ответ. Они как раз миновали лесопилку, обошли задворки дома Генри и шли мимо живой изгороди перед домом. И вдруг Генри вспомнил. Иногда под вечер мама выходит посидеть на садовой скамье, что у самой изгороди…
ох, только не это
…и он сказал — тише ты, не кричи. И Джордж сказал — ты чего, испугался, что твоя старуха услышит?..
ох, нет, господи, только не это
…и Джордж сказал — если младенчик держится за мамочкину юбку, нечего ему ходить в школу. Еще напрудит в штаны.
А Генри ничего не мог ответить. Вдруг бы мама услыхала. Так ли, эдак ли, ничего он не ответил. Хотя, если б она услыхала, что он промолчал, все равно было бы худо.
Чарли и Джордж расстались с ним у ворот на углу, и ему страшно было войти во двор, но ведь никуда не денешься. И он вошел, сразу поглядел на скамью у живой изгороди — мамы там не было. Он обрадовался — значит, все обошлось. Вот и хорошо. Он помолился, и господь услышал его молитву и уберег его. Сегодня бог милостив, а уж больше рисковать нельзя. Раз может случиться, что мама будет сидеть тут, на скамье, значит, надо расставаться с Чарли раньше, до изгороди. И надо будет сказать Чарли и Джорджу, чтоб были поосторожнее. Ведь, если мама услышит, она, пожалуй, напишет письмо, и их исключат из школы, хотя, если исключат одного Джорджа, это бы не худо.
Показалось, дома никого нет, хотя черный ход не заперт, и он закричал — кто дома? И тетя Клара отозвалась — чего тебе? И он спросил — ты где? А она была в ванной, мылась. Он скинул ранец и поглядел, что лежит на кухонном столе, накрытое чистым полотенцем. Мама напекла булочек с финиками, и он взял одну, ему это разрешалось, потом пошел в столовую за книжкой, и,
Они тихонько прошли по коридору. Сперва поглядел Арнольд, потом Генри, но только и увидел, как шевелится полотенце. Опять поглядел Арнольд, потом опять Генри, но ничего не было видно. Они вернулись на кухню, и Арнольд сказал — ничего я не видел. Тогда Генри сказал — может, пойдем поглядим в окно? Арнольд хотел его удержать. Дурак, она тебя заметит, и тогда тебе попадет — сказал он. Генри испугался и ухватился было за брата, но Арнольд ушел. А Генри хотел поглядеть, непременно хотел поглядеть, и он уцепился за подоконник, нашел процарапанное местечко в матовом стекле и заглянул внутрь. И тут все перевернулось: в ту минуту, как он увидел тетю Клару, почти совсем одетую, оказалось, она как раз смотрит в окно и, конечно, его заметила.
Он соскочил наземь и побежал. Тетя Клара что-то крикнула вдогонку, но он не остановился. Побежал за дровяной сарай, через выгон, на птичий двор. Тут он взобрался на дерево и спрятался в ветвях. Но Арнольд отыскал его. Арнольд тоже залез на дерево и уселся на соседнем суку. И сказал — ты ведь не нажалуешься, малыш? И Генри, младший брат, заплакал. Арнольд сказал — хочешь, бери на время мою лупу. Но Генри все плакал. Арнольд сказал — слушай, если хочешь, возьми ее насовсем. Но Генри не мог выговорить ни слова и все плакал. А ты хоть что-нибудь видел, малыш? — спросил Арнольд, но Генри и ответить не мог. И скоро они услыхали — из кухни зовет мать. И Арнольд сказал — если не пойдешь, тебе еще хуже будет, но ты на меня не нажалуешься, малыш? И Генри ничего не ответил, но постарался перестать плакать. Он соскользнул с дерева на землю, а старший брат остался сидеть на суку. Мама была на кухне, у плиты. Она сразу шагнула к Генри, ухватила его за плечо и ударила костяшками пальцев по голове. Она была очень бледная и тоже чуть не плакала. Подумать только, что у меня вырос такой мальчишка, сказала она. И ударила его. Все годы я из сил выбивалась ради тебя, сказала она, и подумать только, не сумела вырастить тебя чистым душой и телом. И она опять ударила его по голове, теперь попало не одними костяшками, но и обручальным кольцом. Будь ты немного постарше, сказала она, тебя надо было бы засадить в тюрьму на всю жизнь. Поди в свою комнату, сказала она, и сиди там, пока не вернется отец. И тут он не удержался. И сказал — Арнольд тоже подглядывал.
Он лежал на кровати, уткнувшись в подушку, и плакал, и слышал, как мать зовет — Арнольд! Слышал, как она втолкнула брата в спальню, и, когда первый раз ударила его щеткой для волос, Арнольд тоже заплакал.
Впервые он уезжает на каникулы один. Он предвкушал, как будет гостить у Черри и тети Фло, мама сказала, ему будет очень хорошо, он и сам так думал, а вот теперь, уже на вокзале, сидя в вагоне и дожидаясь, когда поезд тронется, он жалеет, что не остался дома. Вдруг его затошнит? И нет рядом мамы, некому будет придержать ему лоб…
господи, только не это
Мать стоит на перроне, смотрит на него в окно, напоминает, чтоб не забывал менять майку и не забыл передать от нее привет Черри и тете Фло. И еще говорит, весело проводи время, но обещай вести себя хорошо. И он обещает, и ничего не забудет. Тут кондуктор дает свисток, мама тянется в окно и целует Генри. И паровоз тоже свистнул, и поезд дернулся, и пошло качать, стучать, греметь, и мама осталась на перроне. Он махал рукой, и мама тоже махала, и он высунулся из окна и махал ей. Все махал. А потом поезд повернул, и маму не стало видно.