Избранное

Глазков Николай Иванович

«Чья душа настолько измельчала…»

Чья душа настолько измельчала, Что отдаст меня за огурец? Где оно, великое начало, Положившее всему конец? От всего немногое отведав, Я смотрю на все издалека. По путям вопросов и ответов Очень быстрая езда легка. По путям ответов без вопросов Очень быстрая езда трудна — И торчу, непризнанный философ, В океане Истины, у дна.

«У меня, должно быть, в душе нищета…»

У меня, должно быть, в душе нищета — Не хочу ни старья, ни модерн. Вижу книги — я книги еще не читал, Книги я только смотрел. Я и умный, и глупый, в то время как вы Очень умные люди — и только. Я от вас убежал на поля трын-травы. Что толку?

«Не ведая брода…»

Не

ведая брода, Не зная реки, Не суйся в болото, Как все дураки. О многом не ведай, Но праведным будь. Победой, победой Закончится путь! Люблю все на свете За то, что поэт — И солнце, что светит, И тучи, что нет. Спасибо, планета, За холод и зной. Победа, победа, Победа за мной!

«Должны мы все свой пай нести…»

Должны мы все свой пай нести, Зовет на то Расея нас, Но, кроме гениальности, Присуща нам рассеянность. Стихов слагаю томики, И строчка в память врезана; А между тем на домике Торчит себе железина. Неведомая даль ясна, Иду, беды не ведая, И в тот же миг ударился Железину об эту я. Виском хватился правыим, Должно быть, оглушительно. Хотя мы мелко плаваем, Но действуем решительно.

«Он всю жизнь бессмертьем бредил…»

Он всю жизнь бессмертьем бредил, Ненавидел смерть, Более всего на свете Опасался умереть. Мысли многие набатны И зовут на бой. А мысль о смерти неприятна, Как зубная боль. Мысль о смерти угнетала, Как никто иной. И вот, чтобы ее не стало, Покончил он с собой.

«Пусть будет эта повесть…»

Пусть будет эта повесть Написана всерьез О людях тех, чья совесть Чиста, как Дед Мороз. Один из них пропойца, По пьянству богатырь, И светит ярче солнца Его душе бутыль. Чтоб водка вместо чая Струилась как река, Он пропил все, включая И друга, и врага. И в день веселый мая Привел меня туда: Одна стена прямая, Другая — как дуга. От края и до края Примерно два шага. И комната такая Не очень велика. Однако очень славно, Не ведая забот, Там девочка Светлана Безвыездно живет. Она провоевала Число иных годов И видела немало Людей и городов. По Западной Европе Поездила она. Хранятся в гардеробе Медали, ордена… Я это понимаю, Хоть сам не бил врага… Одна стена прямая, Другая — как дуга. И свет не льется яркий, Окно затемнено. Под Триумфальной аркой Запрятано оно. И лампочка мигает Всего в пятнадцать свеч, Но это не мешает Веселью наших встреч. Мы курим, дым вздымая Почти до потолка. Одна стена прямая, Другая — как дуга. 1950

«Голосистый петух…»

Голосистый петух — Звонко горлышко — Кличет курочек двух На два зернышка. А плохой петух — тот, Как придурочек, Сам клюет, не зовет Милых курочек.

Поэт и рояль

Говорил рояль поэту: — Я нисколько не щучу. Над твоим стихом победу Одержать всегда могу. Это я тремя ногами Все поэмы растопчу, Черно-белыми зубами Над тобой захохочу!.. Отвечал поэт роялю В тот решительный момент: — Сам тебя я презираю, Бестолковый инструмент! И в лишенной смысла бездне Ты, рояль, давно бы сгнил, Если б текста глупой песни Я тебе не сочинил! 1950

Моя жена

Не две дороги светлого стекла. Не две дороги и не две реки… Здесь женщина любимая легла, Раскинув ноги Волги и Оки. Заопрокинув руки рукавов И золото своих песчаных кос, Она лежит на ложе берегов И равнодушно смотрит на откос. Кто знает, что она моя жена? Я для нее не пожалею строф, Хотя не я дарил ей кружева Великолепно связанных мостов. Она моя жена, а я поэт… Сто

тысяч раз изменит мне она, — Ни ревности, ни ненависти нет: Бери ее, она моя жена! Она тебя утопит ни за грош: Есть у нее на это глубина, Но, если ты действительно хорош, Возьми ее, — она моя жена. Возьми ее, одень ее в гранит, Труды и камни на нее затрать… Она такая, что не устоит И даст тебе все то, что сможет дать! 1950–1951

Послание Мише Луконину

Луконин Миша! Ты теперь Как депутат почти, И я пишу письмо тебе, А ты его прочти. С чего бы мне его начать? Начну с того хотя б, Что можешь и не отвечать Мне ямбами на ямб. Но ты поэт и я поэт, Мы, зная толк в стихах, Друг друга знаем больше лет, Чем пальцев на руках. Избрали мы давным-давно Поэтов ремесло, А было что перед войной, То былью поросло. Ты побывал в огне, в воде И в медных трубах, но Кульчицкий где, Майоров где Сегодня пьют вино? Для них остановились дни И солнца луч угас, Но если есть тот свет, они Что думают про нас? Они поэзию творят В неведомой стране. Они сегодня говорят, Наверно, обо мне. Что я остался в стороне От жизненных побед… Нет! Нужен я своей стране Как гений и поэт! Сегодня мной почти забыт Наплыв былых забот. Вчера я был как следопыт, А нынче как завод… И я поэт, и я таков, Что выполню свой долг: Я сам рабочий у станков И сам себе профорг. Встает рассвет. Я вижу дом. Течет из дома дым. И я, поэт, пишу о том, Что буду молодым… Не молодым поэтом, нет, Поскольку в наши дни Понятье «молодой поэт» Ругательству сродни. Мол, если молодой, то он Валяет дурака, И как поэт не завершен, И не поэт пока. Нет! Просто мир побьет войну В безбрежности земной, Тогда я молодость верну, Утраченную мной! Пусть я тебя не изумил И цели не достиг; Но, как стихи стоят за мир, Так станет мир за стих! 1951

Примитив

Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год. Двадцатый, а не двадцать первый век. Я друг своих удач и враг невзгод И очень примитивный человек. А за окном обыкновенный снег. Его бы мог сравнить я с серебром. Зачем? Я примитивный человек, Который платит за добро добром. Который понимает, что зимой Снег популярен — потому воспет. А я предпочитаю летний зной И вешних яблонь белоснежный цвет. Мне счастье улыбалось иногда, Однако редко; чаще не везло, Но я не обижался на года, А возлюбил поэта ремесло. Чтоб так же, как деревья и трава, Стихи поэта были хороши, Умело надо подбирать слова, А не кичиться сложностью души. Я по примеру всех простых людей, Предпочитаю счастье без борьбы! Увижу реку — искупаюсь в ней, Увижу лес — пойду сбирать грибы. Представится мне случай — буду пьян, А не представится — останусь трезв, И женщины находят в том изъян И думают: а в чем тут интерес? Но ежели об интересе речь, Я примитивность выявлю опять: — С хорошей бабой интересно лечь, А не игру в любовь переживать. Я к сложным отношеньям не привык, Одна особа, кончившая вуз, Сказала мне, что я простой мужик. Да, это так, и этим я горжусь. Мужик велик. Как богатырь былин, Он идолищ поганых погромил, И покорил Сибирь, и взял Берлин, И написал роман «Война и мир»! Правдиво отразить двадцатый век Сумел в своих стихах поэт Глазков, А что он сделал, — сложный человек?.. Бюро, бюро придумал… пропусков! 1951

Утомление

Бездействовать — бездарно и нелепо, Когда вокруг занятий миллион, Я чувствую себя великолепно Только тогда, когда я утомлен. Быть может, оттого, что я писатель, А больше в жизни стать никем не смог, Мне хорошо, когда сумею за день Перевести сто или двести строк. Тогда я ощущаю утомленье И радует меня мой светлый путь, А если был весь день отмечен ленью, Я почему-то не могу заснуть. Нет никакой отрады от безделья! Что праздность нам на радость, люди врут. Ночь провести с любимой на постели Приятно, потому что это труд! 1951