Избранное
Шрифт:
Керим приблизил лицо свое к лицу Рифаа и поцеловал его, а тот продолжал:
— Завтра же, когда сильные увидят счастье слабых, они поймут, что их сила и неправедное богатство — ничто!
Друзья откликались на его слова возгласами одобрения и восхищения. В это время ветерок донес из пустыни пение пастуха. На небе появилась первая звездочка. Рифаа, глядя в лица друзей, сказал:
— Но одному мне не справиться с исцелением всех жителей улицы. Пришло время и вам взяться за это дело, постичь тайны изгнания ифритов из душ людей.
Лица друзей засияли от радости, а Заки воскликнул:
—
— Вы будете творцами счастья нашей улицы, — улыбнулся Рифаа.
Вернувшись в свой квартал, друзья увидели, что в одном из домов зажжены свадебные огни. Собравшиеся на свадьбу жители квартала заметили Рифаа и окружили его, желая пожать ему руку. Это увидел сидящий в кофейне Батыха и в раздражении вскочил со своего места. Ругаясь и раздавая пощечины направо и налево, он с наглым видом подошел к Рифаа и спросил:
— Ты кем себя считаешь, парень?
— Я друг бедняков, муаллим, — вежливо ответил Рифаа.
— В таком случае и веди себя как бедняк, а не как жених на свадьбе! Или ты забыл, что ты изгнан из своего квартала, что ты — муж Ясмины и знахарь?! Батыха в ярости плюнул.
Люди расступились, на некоторое время воцарилось молчание. Но веселый шум свадьбы скоро снова возобновился.
54.
Главный футувва улицы Бейюми стоял у задней калитки своего сада, выходящей на пустырь. Было начало ночи. Бейюми прислушивался, поджидая кого — то. Когда раздался осторожный стук, он открыл калитку, и в сад проскользнула женщина. Закутанная в темную малайю, с закрытым лицом она походила на ночную птицу. Бейюми взял ее за руку и повел по дорожке в глубь сада, избегая приближаться к дому. Открыв дверь летнего павильона, он вошел туда, и женщина следом за ним. Бейюми зажег свечу и поставил ее на подоконник. Павильон выглядел заброшенным, диваны были составлены в один ряд. Лишь посередине находилось большое блюдо с кальяном и всем необходимым для курения, а вокруг него лежали мягкие тюфячки. Женщина сняла с себя малайю и покрывало с лица, и Бейюми с такой силой привлек ее к себе, что ей стало больно — взгляд ее молил о пощаде. Она осторожно высвободилась из объятий Бейюми, а он, рассмеявшись, уселся на один из тюфячков и принялся пальцами разгребать пепел в поисках горящего уголька. Женщина села рядом с ним, поцеловала его в ухо и сказала, указывая на жаровню:
— Я почти забыла этот запах.
Он снова принялся целовать ее, потом бросил кусочек гашиша в ее подол со словами:
— Этот сорт на нашей улице курят лишь управляющий и раб Аллаха, которого ты видишь перед собой.
Вдруг с улицы послышался шум борьбы, удары палок, звон стекла, топот бегущих ног, голоса женщин, затем лай собак. В глазах женщины отразилось беспокойство, но мужчина, не обращая внимания на шум, продолжал мельчить пальцами гашиш.
— Мне так трудно добираться сюда незамеченной! — воскликнула женщина. — Сначала дойти до Гамалийи, оттуда до Даррасы, а потом через пустыню к твоему дому!
Он склонился к ней совсем близко, так что ощутил запах се тела, и, не переставая крошить гашиш, пошутил:
— Я не против навестить тебя в твоем доме.
Если бы ты сделал это, — улыбнулась женщина, — никто не посмел бы тебе помешать. Сам Батыха посыпал
Гладя его жесткие усы, она игриво проговорила:
— Но ты тоже рискуешь, принимая меня в своем доме, ведь твоя жена может узнать об этом.
Бейюми оставил гашиш и обнял ее с такой силой, что она застонала и прошептала:
— О боже! Убереги нас от любви футувв!
Он отпустил ее, гордо вскинув голову и выпятил грудь, как индийский петух.
— Существует лишь один футувва, а остальные — молокососы.
Гладя его поросшую волосами грудь, женщина стала поддразнивать его:
— Ты футувва над людьми, но не надо мной. Он легонько ущипнул ее и ответил:
— А ты венец на голове футуввы! — Протянул руку к подносу и взял с него кувшин. — Отличное пиво!
— Но у него очень сильный запах, его может учуять мой дорогой муженек!
Он сделал несколько глотков прямо из кувшина и, утолив жажду, продолжал готовить кальян:
— Подумаешь муж! Я видел его несколько раз — он смахивает на сумасшедшего. Первый мужчина на нашей улице, занявшийся женским делом — совершением обряда зар.
Следя за тем, как Бейюми раскуривает трубку, женщина задумчиво проговорила:
— Я обязана ему жизнью, поэтому и терплю его. От него нет вреда, да и обмануть его ничего не стоит.
Он передал ей кальян, она сделала несколько жадных затяжек и выпустила густую струю дыма, закрыв глаза от удовольствия. Он в свою очередь затянулся несколько раз, говоря между затяжками:
— Брось его! Он играет тобой, как ребенок игрушкой. Женщина насмешливо пожала плечами.
— У моего мужа нет другой заботы в этом мире, кроме как избавлять бедняков от ифритов.
— А ты его еще ни от чего не избавила?
— Бедная я, бедная! Достаточно взглянуть на его лицо, и все станет ясно без слов.
— Неужели ни разу в месяц?
— Ни разу в год! Он не обращает внимания на жену, так как поглощен ифритами других людей!
— Чтоб его самого оседлали ифриты! Л какую выгоду от этого он имеет?
— Никакой! — Женщина растерянно покачала головой. — Если бы не его отец, мы бы давно умерли с голоду. Но он убежден в том, что его призвание — делать бедняков счастливыми, освобождая их от ифритов.
— А кто его призвал?
— Он утверждает, что именно этого желал для своих потомков владелец имения.
В узких глазах Бейюми появился интерес, он отложил трубку и спросил:
— Он сказал, что этого хотел владелец имения?
— Да…
— А как ему стало известно это желание?
Женщина насторожилась, испугавшись, что разговор этот может иметь неприятные последствия. Поэтому она объяснила уклончиво:
— Так он толкует предания о Габалауи, исполняемые поэтами.
Бейюми принялся набивать новую трубку.
— Собачья улица! — воскликнул он. — А квартал Габаль самый мерзкий! Из него вышел знаменитый шарлатан. А теперь они повторяют небылицы об имении и о десяти условиях, утверждая, будто владелец имения — их дед. Вчера этот негодяй Габаль обманом присвоил имение, а сегодня этот слабоумный толкует вкривь и вкось россказни поэтов! А завтра станет утверждать, что слышал это от самого Габалауи!