Избранное
Шрифт:
Проход в ограде завален камнями. Бахтиор перепрыгивает через них, быстро обходит дом, наталкивается на ораву играющих у порога детей. Они сразу окружают Бахтиора, но ему сейчас не до них.
— Карашир! — кричит он. — Ты дома?
На пороге возникает хмурая Рыбья Кость:
— Дома он… Напрасно пришел, Бахтиор… Не будет он сегодня работать.
— Почему не будет?
— Смотри! — поджав губы и кивком приглашая Бахтиора войти, Рыбья Кость отступает от двери.
Бахтиор, пригнув голову, переступает порог и сразу останавливается, ощутив сладковатый, одуряющий
Закашлявшись, Бахтиор выскакивает за дверь и сразу закипает гневом.
— А ты, Рыбья Кость, что смотрела?
Женщина вскидывает на него полные слез глаза.
— Знала я? Откуда я могла знать? Пришла — он уже такой… Вчера весь он такой, ночь всю — тоже, теперь утро — еще хуже стал!
— Где достал он?
— Не знаю, — нетвердо произносит Рыбья Кость. Решительно и злобно повторяет: — Не знаю, ничего я не знаю!
— Так. Когда голова вернется к нему на плечи, передашь: мы будем новые участки делить, я ему участка не дам.
— Как не дашь? — хватает Бахтиора за руку Рыбья Кость. — Пусть твое дыхание оледенеет, не говори так!
— Не дам! — гневно подтверждает Бахтиор. — Не для курильщиков опиума земля.
— На дашь? — подбоченилась в ярости Рыбья Кость. — Он богары не сеял, чтобы строить этот канал. Ты власть — обещал нам землю. Верить тебе нельзя. За Шо-Пиром идешь! Обоим вам коровий рог в горло!
Бахтиор плюнул, пошел прочь. Он чувствовал себя оскорбленным: сколько раз уговаривал он Карашира бросить это плохое дело. Тот клялся, божился… Конечно, никакого участка давать ему не надо. Пусть теперь кормится своим опиумом! А все этот проклятый купец!
…Торопливым шагом Бахтиор приближался к лавке купца. Мирзо-Хур сидел на ковре перед лавкой, попивая из пиалы чай. Бахтиор, минуя купца, вошел в лавку.
— Где опиум?… Давай сюда опиум! — в бешенстве крикнул он.
Мирзо-Хур отставил пиалу.
— Откуда опиум у меня? Давно не было опиума. Сельсовет постановил не курить, я подчиняюсь, давно не торгую опиумом. Нет его у меня!
— Нет? Нет? Лжешь, вымя волчихи, лжешь! Не дашь, сам возьму!
И, прежде чем Мирзо-Хур сообразил, что ему делать, Бахтиор подскочил к полкам, сорвал их одну за другой. Товары грудой рухнули на пол. Купец кинулся к ним, но Бахтиор уже стремительно расшвыривал их по ковру. Небольшой мешок с опиумом сразу же попался под руки, и, выскочив с ним из лавки, Бахтиор опрометью побежал к береговому обрыву. Широко размахнувшись, швырнул мешок в реку. Ослепленный яростью Мирзо-Хур, выхватив из-под халата нож, погнался за Бахтиором.
— Вор, проклятый вор! Умер ты, уже умер ты!
Бахтиор увернулся, отскочил, поднял с земли увесистый камень. Губы Бахтиора дрожали, тело напряглось, как тетива наведенного лука.
— Иди на меня, иди!
И, поняв, что Бахтиор может его убить, купец испугался, отступил.
Бочком добравшись до лавки, Мирзо-Хур ввалился в нее, тяжело дыша, захлопнул за собой дверь и разразился проклятиями:
— Подожди,
Бахтиор медленно опустил руку и, не понимая, как очутился в ней этот камень, переложил его на другую ладонь. Опомнился, бросил камень и медленно побрел вдоль берега по неровной тропе. Ему пришло в голову, что, быть может, он слишком погорячился и надо было поступить как-либо иначе. Недовольный собой, он размышлял, не осудит ли его поступок Шо-Пир, которому он давно привык рассказывать все. Может быть, на этот раз умолчать?
Войдя в крепость, он принялся помогать факирам, мрачный и неразговорчивый. Долго старался не попадаться на глаза Шо-Пиру. А когда тот сам подошел к нему и спросил: «Где это ты пропадал?» — Бахтиор наклонился над гранитным обломком, силясь его поднять, и проронил:
— Так, дело одно… Теперь хорошо!
Шо-Пир с недоумением посмотрел на него, понял, что от Бахтиора сейчас толку не добьешься, отошел к одному из факиров и заговорил с ним о чем-то, чего Бахтиор, погруженный в свои сомнения, слушать не стал.
Увидав, что Бахтиор успокоился, Шо-Пир вернулся к нему.
— Слушай, Бахтиор, а почему Карашира сегодня нет?
— Не будет он больше работать! — мрачно ответил Бахтиор. — Я постановление сделал: Караширу участка не давать.
— Ну-ну? — прищурился Шо-Пир. — Ты что это — серьезно?
— Конечно, серьезно! — закипел Бахтиор. — За что землю давать? Обманщик он! Против советской власти идет.
— Слушай, друг, не глупи! В чем дело?
— Опиума он накурился! Ты понимаешь?
— Но? Это, наконец, черт знает что! Где достал?
— У купца было припрятано, чтоб ему сдохнуть!
— Та-ак! — Шо-Пир примолк. — Ну, вот что скажу тебе… Карашир опиум курит? Очень худо это. Но постановление твое тебе отменить придется. От хорошей жизни он, что ли, курит? Самый бедный из бедняков, а ты вдруг земли ему не давать! Купец ему опиум сунул? Так ты с купцом и борись. А ты… Э-эх, голова!
«Сказать или нет? Лучше не говорить!» Бахтиор недовольно скинул с себя руку Шо-Пира, встал и, увидев, что работающий поблизости Исоф тщетно силится перевернуть ребристую глыбу, подошел, сунул под нее свою кирку.
Оба принатужились, навалились, глыба медленно перевернулась. Исоф выпрямился, отер лоб рукавом халата.
— Бахтиор!
— Что тебе?
— Значит, Караширу все-таки дадим участок?
— Дадим, — простодушно улыбнулся Бахтиор. — Правду сказал Шо-Пир, немножко сердце горячее у меня.
Исоф оглянулся, поблизости работало несколько старых факиров. Надеясь найти в них поддержку, Исоф решился сказать:
— Еще думаю я… Бобо-Калону участок дать надо.
— Что? — нахмурился Бахтиор. — Внуку хана участок?
— Не сердись, Бахтиор, — заторопился Исоф. — Я думаю так. Вот видишь, он сидит, на нас смотрит. Мы люди, а он разве не человек? Нам — все, ему ничего? Разве правильно это? Тоже бедный сейчас, что есть у него? Нет ханов теперь, что в нем осталось от хана? Он человек хороший, ничего нам плохого не делает.