Избранное

Гордон Самуил Вульфович

— Как вы могли такое подумать? Какое я имею право не верить вам?

Виктор не имел права не верить Ане, но сомневаться в рассказанном ею, разумеется, мог. И не только потому, что до сегодняшнего дня ни о какой тете она не упоминала. Аня сказала, что тетя заболела на прошлой неделе, а он не заставал Аню по вечерам и раньше. Виктор решил проводить Аню, но совсем не потому, что не поверил ей.

— Не надо меня провожать, — отговорила его Аня. — Вы из-за меня опоздаете в театр. Тетя живет в другом конце города, очень далеко отсюда.

— А я и не собираюсь идти без вас в театр.

— Билеты

же пропадут! Ах, если бы Сима знала… Идите, непременно идите. Я-то эту пьесу видела, не здесь, правда, а в эвакуации…

В конце концов Аня уговорила его пойти на спектакль.

Зачем Ане надо было придумывать, что Сима с Наумом пошли куда-то в гости? Он еще издали увидел их перед входом в театр.

Сима была в том самом светло-коричневом платье с вышитой на груди веткой сирени, в котором он уже не раз видел ее. Сима с Наумом, как и многие другие, останавливали каждого, кто приближался к трехэтажному зданию с белыми скульптурными львами у входа, спрашивая лишний билет.

— Вы тоже, кажется, за лишним билетиком? — спросил Корфа Наум, не скрывая, что подполковнику нечем похвастаться перед ними.

— Да нет, — Виктор достал из кармана два билета, — я пришел продать их.

— Вы шутите!

— Нисколько. Пожалуйста, — он протянул билеты по доспевшей Симе.

Сима не сомневалась, что Виктор был у них и Анка опять отказалась пойти в театр. Вероятно, снова придумала какую-нибудь отговорку, почему не может сегодня пойти.

— Нет, нет, вы что, оскорбить меня хотите? — Виктор отвел от себя руку Симы, протянувшей ему деньги. — Да перестаньте. Ну, хорошо, рассчитаетесь со мной в другой раз тем же…

— Вам прекрасно известно, что на «Трех сестер» мы не сможем достать вам билеты.

— Пусть будет на другой спектакль… — И, пораздумав, как бы советуясь с собой, сказать или не сказать, тихо прибавил: — Только в такой вечер, когда сестра ваша будет свободна. Сегодня, как вы знаете, она пойти не смогла.

— Да, я знаю, — растерянно ответила Сима, отводя смущенно взгляд.

— Она ушла к больной тете. Аня сказала, что сегодня ее очередь.

— К кому? — переспросила Сима, но тут же спохватилась: — Ну да, конечно! А потом, знаете, наша Аня не такая уж театралка, как я, ей больше музыка нравится, симфоническая. Она до войны в музыкальной школе занималась.

Потом случилось так, что Виктор не смог встретиться с Аней ни в заранее условленный день, ни позже. Всю неделю он до глубокой ночи оставался на заводе. У дежурной гостиницы, где Корф пока что проживал, он на всякий случай оставил записку, что до конца недели будет очень занят, хотя знал, что Аня в гостиницу не заглянет, если даже решит, что он заболел. Сима, вероятно, тоже. Но Науму они могут поручить зайти и узнать, что произошло, куда он вдруг запропастился.

Кто в один из дней был в гостинице, для Корфа не было столь уж важно. Для него было важно то, что кто-то забрал записку.

Что может Анюта думать сейчас о нем? В записке он сообщал, что освободится к концу недели, а дела на заводе сложились так, что освободится он не раньше среды следующей недели.

Стоять в очереди к администратору летнего театра, где гастролировал симфонический оркестр, как пришлось стоять за билетами на «Трех сестер», ему не понадобилось.

Билеты на симфонический концерт, к тому же в будний день, продавались свободно. Впрочем, он и до кассы не дошел. У входа в парк встретил Симу с Наумом. Виктор и прежде замечал, как несхожи сестры между собой, какие они внешние разные, то тут он впервые увидел, как по-своему неповторимо мила Сима с ее светлыми глазами и чуть вздернутым носом. А как шло ей светло-коричневое платье с веткой сирени на груди! В нем она становилась выше, стройнее, привлекательнее.

— Куда вы так торопитесь, Виктор Эммануилович? — остановила его Сима. — За билетами на концерт? Только имейте в виду, что Аню вы сейчас дома не застанете.

— Сегодня ее очередь?

— Куда? — спросила удивленно Сима.

— К тете!

— К тете?.. Нет, тете уже лучше. Да, мы ведь с Наумом ваши должники. Думаете, мы забыли? Наум, — обратилась она к своему жениху, — пойди, пожалуйста, и купи два билета на завтра. Завтра, Виктор Эммануилович, Аня после работы будет свободна. Я скажу ей, что у вас есть билеты, и она будет вас ждать. Только не подведите, как в прошлый раз… Аня ведь весь вечер ждала вас.

Когда Виктор на другой день после работы зашел за Анютой, как с некоторых пор называл ее мысленно, она была уже дома. Неожиданно для самого себя Корф остановился на пороге, точно с первого взгляда не узнал ее. На Анюте было такое же светло-коричневое платье с вышитой на груди веткой сирени, как у Симы, и этим она очень походила на свою старшую сестру.

— Что ты так странно смотришь на меня? — Это был первый или второй вечер, когда Аня говорила ему «ты».

С некоторых пор Виктор стал частым гостем в полуразрушенном домике на тихой зеленой улице. И хотя он пока ни словом не обмолвился о том, что в подобных случаях ожидают услышать от молодого человека, Шифра, умная преданная мать Шифра, все равно уже смотрела на него как на зятя. И точно так же, как не желала для своей старшей дочери лучшего мужа, чем скромный, работящий Наум, так и не желала лучшего суженого для младшей, чем этот красивый самостоятельный Виктор Эммануилович Корф.

Материнское сердце — часы чуткие. Виктор тоже не желал себе другой жены и другой матери для своей маленькой Машеньки, чем Аня. Но скажет он ей это в тот день, когда получит отдельную комнату в доме, который строит завод. Ждать оставалось недолго.

И вдруг, когда недели за две до того, как получил комнату, он принес билеты на концерт известного скрипача, Аня отказалась пойти, сказав, что сегодня не может.

— Тетя опять заболела? — с сочувствием спросил он.

И тут в комнату вошла из кухни Шифра.

— Какая тетя? Что за тетя? Да не слушайте вы ее, — обратилась Шифра к удивленному Корфу. — Никаких тетей, никаких дядей у нее тут нет. Хотите знать, почему она не может сегодня пойти с вами на концерт?

— Мама, не надо! Я запрещаю тебе…

Но Шифра ее не слушала:

— Чего ты, дочка, стыдишься? Того, что фашисты, будь они прокляты, оставили нас голыми и босыми, в одном, можно сказать, исподнем, так что вам и переодеться не во что, когда постираете?

— Мама…

— Ну что «мама», что «мама»? Виктор Эммануилович человек военный, на фронте он всего насмотрелся и все понимает…