Избранное
Шрифт:
Писался я чечено-ингушом.
Одним досталась рана ножевая,
Другим — дела другие, ну, а третьим — третья треть.
Сибирь! Сибирь — держава бичевая,
Где есть где жить и есть где помереть.
Я был кудряв, но кудри истребили,
Семь пядей из-за лысины во лбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.
Воспоминанья только потревожь я,—
Всегда одно: «На помощь! Караул!»
Вот бьют чеченов
А место битвы — город Барнаул.
Когда дошло почти до самосуда,
Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя.
Те и другие были не отсюда,
Но воевали, словно за себя.
А те, кто нас на подвиги подбили,
Давно лежат и корчатся в гробу, —
Их всех свезли туда в автомобиле,
А самый главный вылетел в трубу.
[1976-1978]
* * *
Когда я об стену разбил лицо и члены
И всё, что только было можно, произнёс,
Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
— Я умоляю вас, пока не трожьте вены.
При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль чай испить иль огненный напиток,
Чем учинять членовредительство себе —
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток.
Он сказал мне: — Приляг,
Успокойся, не плачь.—
Он сказал: — Я не враг,
Я — твой верный палач.
Уже не за полночь — за три,
Давай отдохнём.
Нам ведь всё-таки завтра Работать вдвоём.
Раз дело приняло приятный оборот —
Чем чёрт не шутит — может, правда, выпить чаю?
— Но только, знаете, весь ваш палачий род
Я, как вы можете представить, презираю.
Он попросил: — Не трожьте грязное бельё.
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение моё —
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю.
И не людям, прости,—
Счет веду головам.
Ваш удел — не ахти,
Но завидую вам.
Право, я не шучу,
Я смотрю делово —
Говори что хочу,
Обзывай хоть кого.
Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
— Приговорённый обладает, как никто,
Свободой слова, то есть подлинной свободой.
И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
— Как жизнь? — спросил меня палач. — Да так себе… —
Спросил бы лучше он: как смерть — за час до казни?..
— Ах! Прощенья прошу,—
Важно знать палачу,
Что, когда я вишу,
Я ногами сучу.
Да у плахи сперва Хорошо б подмели,
Чтоб моя голова Не валялась в пыли.
Чай закипел, положен
— Спасибо! — Что вы! — Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
А грязи нет, — у нас ковровые дорожки.
Ах, да неужто ли подобное возможно!
От умиленья я всплакнул и лёг ничком.
Он быстро шею мне потрогал осторожно
И одобрительно почмокал языком.
Он шепнул: — Ни гугу.
Здесь кругом стукачи.
Чем смогу — помогу,
Только ты не молчи.
Станут ноги пилить —
Можешь ересь болтать,
Чтобы казнь отдалить,
Буду дольше пытать.
Не ночь пред казнью, а души отдохновенье.
А я уже дождаться утра не могу.
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: — Остановись, мгновенье,—
Чтоб стоны с воплями остались на губах!
— Какую музыку, — спросил он, — дать при этом?
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.
Будет больно — поплачь,
Если невмоготу,—
Намекнул мне палач.
— Хорошо, я учту.
Подбодрил меня он,
Правда, сам загрустил —
Помнят тех, кто казнён,
А не тех, кто казнил.
Развлёк меня про гильотину анекдотом.
Назвав её лишь подражаньем топору,
Он посочувствовал французскому двору
И не казнённым, а убитым гугенотам.
Жалел о том, что кол в России упразднён,
Был оживлён и сыпал датами привычно.
Он знал доподлинно — кто, где и как казнён,
И горевал о тех, над кем работал лично.
— Раньше, — он говорил,—
Я дровишки рубил,
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил.
Тратил пыл в пустоту И губил свой талант,
А на этом посту Повернулся на лад.
Некстати вспомнил дату смерти Пугачёва,
Рубил, должно быть для надёжности, рукой.
А в то же время знать не знал, кто он такой, —
Невелико образованье палачёво.
Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
Он дул на воду, грея руки об стекло.
Об инквизиции с почтеньем отзывался
И об опричниках — особенно тепло.
Мы гоняли чаи,
Вдруг палач зарыдал —
Дескать, жертвы мои Все идут на скандал.
— Ах! Вы тяжкие дни,
Палачёва стерня.
Ну, зачем же они
Ненавидят меня?
Он мне поведал назначенье инструментов.
Всё так нестрашно — и палач как добрый врач.
— Но на работе до поры всё это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.