Избранное

Высоцкий Владимир Семенович

И нависло остриё,

В страхе съёжилась бумага,—

Доктор действовал на благо,

Жалко, благо не моё.

Но не лист — перо стальное

Грудь проткнуло, как стилет.

Мой диагноз — паранойя,

Это значит — пара лет.

III

Вдруг словно канули во мрак

Портреты и врачи.

Жар от меня струился, как

От доменной печи.

Я

злую ловкость ощутил,

Пошёл как на таран,

И фельдшер еле защитил

Рентгеновский экран.

И горлом кровь, и не уймёшь, —

Залью хоть всю Россию.

И крик: «На стол его, под нож!

Наркоз, анестезию!»

Мне горло обложили льдом,

Спешат, рубаху рвут.

Я ухмыляюсь красным ртом,

Как на манеже шут.

Я сам себе кричу: «Трави!» —

И напрягаю грудь,—

В твоей запёкшейся крови

Увязнет кто-нибудь.

Я б мог, когда б не глаз да глаз,

Всю Землю окровавить.

Жаль, что успели медный таз

Не вовремя подставить.

Уже я свой не слышу крик,

Не узнаю сестру.

Вот сладкий газ в меня проник,

Как водка поутру.

И белый саван лёг на зал,

На лица докторов.

Но я им всё же доказал,

Что умственно здоров.

Слабею, дёргаюсь и вновь

Травлю, но иглы вводят

И льют искусственную кровь, —

Та горлом не выходит.

Хирург, пока не взял наркоз,

Ты голову нагни.

Я важных слов не произнёс,

Но на губах они.

Взрезайте, с богом, помолясь,

Тем более бойчей,

Что эти строки не про вас,

А про других врачей.

Я лёг на сгибе бытия,

На полдороге к бездне,

И вся история моя —

История болезни.

Очнулся я — на теле швы,

А в теле мало сил.

И все врачи со мной на «вы»,

И я с врачами мил.

Нельзя вставать, нельзя ходить.

Молись, что пронесло!

Я здесь баклуш могу набить

Несчётное число.

Мне здесь пролёживать бока

Без всяческих общений.

Моя кишка тонка пока

Для острых ощущений.

Я был здоров, здоров как бык,

Как целых два быка.

Любому встречному в час пик

Я мог намять бока.

Идёшь, бывало, и поёшь,

Общаешься с людьми…

Вдруг — хвать! — на стол тебя, под нож.

Допелся, чёрт возьми!

— Не надо нервничать, мой друг, —

Врач стал чуть-чуть любезней, —

Почти у всех людей вокруг

Истории болезней.

Сам первый человек хандрил,

Он только это скрыл.

Да и Создатель болен был,

Когда наш мир творил.

Адам же Еве яду дал —

Принёс

в кармане ей.

А искуситель-змей страдал

Гигантоманией.

Вы огорчаться не должны, —

Врач стал ещё любезней, —

Ведь вся история страны —

История болезни.

Всё человечество давно

Хронически больно.

Со дня творения оно

Болеть обречено.

У человечества всего —

То колики, то рези.

И вся история его —

История болезни.

Живёт больное всё быстрей,

Всё злей и бесполезней

И наслаждается своей

Историей болезни.

[1977–1978]

ОХОТА С ВЕРТОЛЁТОВ

(Конец охоты на волков)

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,

Отворились курки, как волшебный Сезам,

Появились стрелки, на помине легки,—

И взлетели стрекозы с протухшей реки,

И потеха пошла в две руки, в две руки.

Мы легли на живот и убрали клыки.

Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,

Чуял волчии ямы подушками лап,

Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —

Тоже в страхе взопрел — и прилёг, и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал.

Зря мы любим её, однолюбы.

Вот у смерти — красивый широкий оскал

И здоровые, крепкие зубы.

Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу,

Псам еще не намылены холки.

Но — на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,

К небесам удивлённые морды задрав:

Либо с неба возмездье на нас пролйлось,

Либо света конец и в мозгах перекос,

Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождём —

И смирились, решив: всё равно не уйдем!

Животами горячими плавили снег.

Эту бойню затеял не Бог — человек!

Улетающих влёт, убегающих — в бег.

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись —

В равной сваре за нами удача.

Волки мы! Хороша наша волчая жизнь.

Вы — собаки, и смерть вам — собачья!

Улыбнёмся же волчьей ухмылкой врагу,

Чтобы в корне пресечь кривотолки.

Но — на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

К лесу! Там хоть немногих из вас сберегу!

К лесу, волки! Труднее убить на бегу!

Уносите же ноги, спасайте щенков!

Я мечусь на глазах полупьяных стрелков

И скликаю заблудшие души волков.