Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22

Дашкова Полина Викторовна

— Нет, я понимаю, это трудно. Но ведь возможно! — повторял он так, будто слова могли что-то изменить. — Если начать с того, что Бриттен искажал реальную финансовую картину, брал взятки у Хавченко и работал в его интересах, давал неверную информацию?

— Бриттен делал все наоборот, — напомнил Григорьев, — он бил тревогу, требовал отстранить Хавченко как можно быстрей.

— Ну да… А если его "перекупили конкуренты, противники Рязанцева, и он… Думайте, думайте, не сидите как истукан!

— Всеволод Сергеевич,

а почему именно Бриттен? — спросил Григорьев, пытаясь поймать сквозь дымчатые очки его ускользающий взгляд. — Неужели у вас нет других кандидатур?

— Нет!

— Почему?

— Потому!

— Вы хотите, чтобы я думал, придумывал, искал варианты вслепую? Пока вы не объясните мне, зачем вам нужен в качестве прикрытия именно Томас Бриттен, я не могу…

— Бриттен почти раскрыл его, — пробормотал Кумарин чуть слышно и поправил очки, — это произошло случайно, но он успел посеять подозрение. Мне срочно нужен компромат на него, очень жесткий.

— То есть вам нужно, чтобы покойному Бриттену на какое-то время перестали доверять? — уточнил Григорьев.

— Да. Именно так. Если дать жесткий компромат на Бриттена, они хотя бы слегка запутаются, — произнес он совсем уж безнадежно, явно самому себе не веря.

Григорьев в ответ молча помотал головой.

— Хорошо. Что вы предлагаете? — Кумарин наклонился, очки слетели, он поймал их, но не стал надевать, положил в карман пальто, сорвал травинку и принялся накручивать ее на палец.

— Сначала я должен понять, чего вы хотите: сохранить вашего “крота” как действующего агента или вывести его из игры?

Кумарин в очередной раз намотал травинку на палец и вдруг охнул, болезненно сморщился, поднял руку. На мизинце, на самом нежном месте, в складке между фалангами проступила тонкая красная полоска.

— Вы порезались травой, — сочувственно заметил Григорьев.

Всеволод Сергеевич поднес мизинец к губам и посмотрел на Григорьева исподлобья. Взгляд у него был злой и затравленный.

— Сохранить его как агента уже невозможно, — произнес он медленно, хрипло и достал носовой платок, — вывести из игры тоже нельзя. Он подстраховался, самым банальным и самым надежным способом.

— То есть если с ним что-то случится, вся известная ему информация об агентурной сети всплывет на поверхность?

Кумарин молча кивнул и приложил бумажный платок к порезу. Тут же проступило кровавое пятно, слишком большое для такой царапины. Андрей Евгеньевич вдруг вспомнил, как много лет назад, сидя в кабинете Кумарина-резидента, Кумарина хитрого, опасного, сильного, содрал себе заусенец. И тоже было почему-то слишком много крови. Он попросил одеколон или что-нибудь, но Кумарин-хитрый предложил водки, и они выпили. А кровь все не останавливалась. Кумарин-опасный видел это и понимал, что человек, который поранился, всегда слегка растерян, хотя бы в первые минуты,

пока Идет кровь.

— Он постоянно требует денег, — пробормотал Всеволод Сергеевич, — он тянет их из меня любыми способами. Ему все мало.

— Ну, денег много не бывает. Простите, я сейчас, — Григорьев встал, чтобы взять Христофора, который отбежал слишком далеко и почти затерялся в траве. Пока он ловил котенка, успел подумать, что Кумарин-сильный никогда не стал бы так откровенно жаловаться.

Христофор мяукал и терся о ладони. Он хотел есть. Григорьев вернулся к скамейке, достал из сумки баночку паштета и открыл ее.

— Он запросил у своего руководства статус неприкосновенности. Вы понимаете, что это такое? — тоскливо продолжал Всеволод Сергеевич.

Статус неприкосновенности — это действительно было серьезно. Его присваивали высшим чинам, элите силовых структур и госаппарата. Он давал массу привилегий и гарантий, но чтобы его получить, следовало пройти сквозь слои таких изощренных проверок, что даже кристально честные люди иногда опасались ввязываться в это.

— Иными словами, он вышел из-под контроля, не только вашего, но и собственного тоже? Он паникует, потихоньку сходит с ума, и вы не знаете, что теперь с ним делать?

— Да. Именно так.

— Но тогда все просто, — улыбнулся Григорьев и почесал за ушком Христофора, который все не мог оторваться от паштета, — если не знаешь, что делать, не делай ничего.

— Перестаньте, — вскрикнул Кумарин, — я так не могу. Я должен действовать. У меня есть гигантские возможности, а я не могу ими воспользоваться, чтобы решить проблему. Это как иметь миллионные счета и ночевать под мостом.

— Но надо сначала думать, а потом действовать, не наоборот.

— Именно поэтому я и сижу здесь с вами. Чтобы вы думали.

— Хорошо, — вздохнул Григорьев и убрал банку с паштетом у Христофора из-под носа. Котенок съел больше половины, это было слишком много. — Тогда давайте называть вещи своими именами. Вас волнуют не деньги, которые требует ваш агент, и даже не статус неприкосновенности. Вы испугались и растерялись потому, что он заказал Бриттена?

Кумарин застыл со своим несчастным порезанным мизинцем у рта. Ранка все еще кровоточила.

— Откуда вы знаете? — спросил он глухо.

— Я это вычислил.

— Кто он такой, тоже вычислили?

— А как же! — Григорьев позволил себе усмехнуться. — Стивен Ловуд, заместитель атташе по культуре. Они с Бриттеном вместе учились в колледже, дружили. Именно поэтому Бриттен сначала решил поговорить с ним откровенно, а потом уж передал информацию Макмерфи. Кстати, на чем он его подловил?

— На физике Терентьеве, — вздохнул Кумарин, — когда Бриттен узнал об аресте, решил, что это работа Лову да.

— Ясно. Кстати, как там у него дела, у физика?