Избранные главы элементарной математики. Учебное пособие
Шрифт:
В глубине души жила часть, которая хотела быть его парой. Хотела быть связанной с ним узами, единственной, кому он принадлежит.
Если бы она только знала, что он чувствует. Возможна ли эта связь вообще?
Что бы я сделала? — спрашивала она себя, как уже спрашивала не раз.
Она не знала, сможет ли когда-нибудь стать его парой. Захочет ли он? А если предложит — сможет ли она принять это? Сможет ли она отдать ему взамен ту же преданность?
Если бы она была просто Эйслинн — да, без сомнений. Сразу. Без
Но несмотря на все, что они говорили друг другу в полумраке, она была не просто Эйслинн.
Она не могла сказать, что приняла бы супружескую связь, если бы ей ее предложили. Но и отрицать это — тоже не могла. Мысль о том, что придется оттолкнуть его, была как клинок между ребрами. Боль от нее чуть утихала, только когда она загоняла такие мысли подальше.
Хакон не был как Бренден или сэр Алаисдэр. Она не жаждала его ухода. Потеря Хакона ударила бы по ней в самую суть — и она могла бы так и не оправиться.
А мысль о безликом, безымянном муже, которого предложит отец, вызывала только отвращение. Горечь обожгла ей язык, стоило лишь представить, что ей придется лечь с другим мужчиной, почувствовать чужие руки, видеть чужое лицо. Тошнота сдавила внутренности.
Я не хочу никого другого.
Это был не ответ, но единственное, что она знала наверняка.
Она не знала, чувствует ли Хакон, как между ними крепнет связь. Хотел ли он этого. Смогла бы ли она — захотела бы ли — принять его, если бы он сделал выбор.
Я не узнаю, пока не узнаю.
Это было похоже на бегство — тянуть время. Но Эйслинн устала. Никто из бардов не пел о том, как тяжело быть храброй. А ей приходилось собирать всю свою силу, чтобы просто встать с постели и встретить новый день.
И она считала, что заслуживает хотя бы немного терпения от самой себя.
Даже если каждый раз это заканчивалось новым разочарованием.
С тяжелым сердцем, еще более уставшая, чем прежде, Эйслинн взяла верхний отчет из стопки и снова углубилась в работу.
?
Осень медленно переходила в зиму, и с ней исчез последний намек на хорошую погоду. Хакон бил молотом по наковальне под аккомпанемент стучащего дождя и глухой симфонии других кузнецов. Земля впитывала осадки уже четыре дня подряд, прежде чем сквозь тучи впервые пробился солнечный свет.
Все находили предлоги выйти на улицу — понежиться на солнце и почувствовать тепло. Но уже той ночью над холмами снова прокатилась буря, и все вернулись в дом.
Приближающаяся зима и переход к работе в помещениях были привычными, но долгие дни взаперти лишь усиливали напряжение, царившее внутри
Он почти перестал говорить за едой, наблюдая за Эйслинн и внимательно вслушиваясь в каждое слово за столом. Чаще всего она не появлялась в зале, оставляя его есть в одиночестве — в тишине и отчаянии.
То, что он все-таки слышал, не внушало тревоги: персонал был обеспокоен, но лоялен. Они говорили о Джерроде и его характере. Жаловались на дождь и грязные дороги, объясняя этим отсутствие новостей. Больше всего они беспокоились за Эйслинн — как и сам Хакон.
Дни становились короче, темнее. Казалось, сам воздух становился тяжелее. Все задыхались под этим грузом.
Особенно тяжело было новоприбывшим в замок.
— Здесь всегда так мрачно? — спросила Кейтлин в один промозглый день, когда они сделали перерыв. — Мы не ожидали такой унылости, когда продали свою кузницу и переехали сюда.
— Ситуация с её братом… была неожиданной, — отозвался Хакон.
Фергас хмыкнул:
— Ещё бы.
— Почему? — Кейтлин не отставала.
— Любой, у кого есть глаза, мог увидеть, что этот мальчишка рано или поздно наделает бед. Но господин с самого начала был к нему мягок. Как и к наследнице. Избалованные оба. Постоянно воевали друг с другом. Вот и до войны дошло. Нам за это платить.
— Леди Эйслинн разберётся с братом, — проворчал Хакон.
— Разберётся? Как? Ты собираешься сражаться за неё, когда она решит, что пора?
— С удовольствием, — прорычал Хакон.
— Мы не будем драться! — вмешалась побледневшая Кейтлин.
— Никто не говорил о драке, — попыталась её успокоить Эдда.
— Вы наивны, если думаете, что до этого не дойдёт, — буркнул Фергас. — Этот ублюдок придёт за тем, что считает своим, и его не остановит никто.
— Зря. Люди преданы сеньору Дарроу и леди Эйслинн, — процедил Хакон, сжимая чашу так, что металл прогибался под его пальцами.
— Посмотрим, насколько они будут преданы, когда наёмники начнут насиловать и грабить. Джеррод не может предложить им ничего, кроме разрухи.
— Следи за языком, — прорычала Эдда.
— Я лишь говорю правду, — пожал плечами Фергас.
— Ты сеешь страх, — выплюнула она.
— Судьба… — Кейтлин сжала тунику своей пары. — Что мы наделали? Зачем мы сюда приехали?
Эдда зашептала успокаивающе, а ученики смотрели на происходящее с тревогой. Фергас шумно отпил из своей чашки.
— Леди Эйслинн…
— Пощади нас, полукровка, — перебил он. — Никто не сомневается в твоей… преданности.
Гнев охватил Хакона. Его зрение покраснело по краям, зверь внутри него рычал, требуя возмездия за оскорбление.