Избранные письма. Том 2

Немирович-Данченко Владимир Иванович

[195] Публикуется впервые. Архив Н-Д, № 11355.

Письмо датируется по репетициям «Николая Ставрогина», в частности по упоминанию «прихода Гарри», то есть первого прихода Николая Ставрогина к себе в дом. В инсценировке эта сцена называется «В гостиной у Варвары Петровны». По фразе Немировича-Данченко «Вы… отбросили все нажитое в Ставрогине за последние две-три недели», дата письма определяется следующим образом: первая репетиция «Николая Ставрогина» состоялась 18 августа 1913 г.; через три недели, то есть 7 сентября, репетировалась именно вторая картина — «В гостиной у Варвары Петровны», о которой идет речь в письме, написанном явно в тот же {577} день. Значит, дата этого письма, по всей вероятности, — 7 сентября 1913 г.

[196] Немирович-Данченко имеет в виду модные московские магазины и кондитерскую Трамбле.

[197] Вторая глава романа

Ф. М. Достоевского «Бесы», в которой рассказывается о юности Николая Ставрогина, называется «Принц Гарри. Сватовство». С «принцем Гарри, кутившим с Фальстафом», сравнивает Ставрогина Степан Трофимович Верховенский, вспоминая «бессмертную хронику» Шекспира «Генрих IV».

[198] Архив А. М. Горького (КГ – ДИ – 7 – 6 – 10).

[199] Узнав, что Художественный театр принял к постановке инсценировку романа Ф. М. Достоевского «Бесы», Горький писал с Капри Немировичу-Данченко (август 1913 г.): «Инсценировку произведений Достоевского я считаю делом общественно-вредным и, если бы я был в России, то непременно попытался бы возбудить в обществе протест против Ваших опытов, будучи убежден, что они способствуют разрушению и без того не очень здоровой общественной психики. Может быть, я попробую сделать это отсюда» (Архив А. М. Горького, т. 7. М., Гослитиздат, 1959). 22 сентября 1913 г. в газете «Русское слово» появилось «Письмо в редакцию» А. М. Горького «О карамазовщине». 26 сентября в той же газете — ответ МХТ. 27 октября 1913 г. — вторая статья Горького «Еще о “карамазовщине”» с подзаголовком «Открытое письмо» (см.: Собр. соч. в 30-ти т., т. 24. М., Гослитиздат, 1953, с. 146 – 157).

[200] Речь идет, очевидно, о пьесе «Зыковы». 23 августа Горький писал И. П. Ладыжникову: «Я очень рад не дать пьесу Худ[ожественному] театру, мне противна затея Немировича с “Бесами”, буду печатно протестовать против этой “пропаганды садизма”» (Архив А. М. Горького, т. 7. М., Гослитиздат, 1959, с. 228).

Однако 17 августа Горький писал Немировичу-Данченко: «Уважаемый Владимир Иванович! Я просил И. П. Ладыжникова переслать рукопись пьесы Вам и полагаю, что он уже сделал это. Очень прошу Вас дать мне тот или иной ответ возможно скорее. Если пьеса не будет принята, передайте, пожалуйста, рукопись Н. А. Румянцеву» (Архив А. М. Горького; фотокопия в архиве Н-Д, № 3786).

12 сентября 1913 г. в «Новостях сезона» появилась заметка о том, что пьеса М. Горького «Зыковы» пойдет в Свободном театре, который тогда еще не был открыт. Постановка эта не состоялась.

[201] Публикуется впервые. Архив Н-Д, № 1688.

Датируется днем собрания труппы МХТ, на котором обсуждалась статья М. Горького «О “карамазовщине”».

[202] {578} В статье А. М. Горького «О “карамазовщине”» сказано: «Русское общество имеет основание ждать, что однажды г. Немирович-Данченко поставит на сцене “лучшего театра Европы” “Сад пыток” Мирбо, — почему бы не показать в липах картины из этой книги? Садизм китайцев патологически интересен для специалистов, наверное, не менее, чем русский садизм. … Очевидно, г. Немирович знает, что есть публика, которой забавно будет видеть неумную карикатуру на Тургенева в годовщину тридцатилетия его смерти, и приятно посмотреть на таких “дьяволов от революции”, каков Петр Верховенский…».

[203] Труппа МХТ высказалась за публикацию ответного письма А. М. Горькому, которое было напечатано в «Русском слове» 26 сентября 1913 г.: «В разгар нашей трудной и радостной работы над постановкой второго романа Достоевского Ваше выступление в печати нам особенно чувствительно. Нас не то смущает, что Ваше письмо может возбудить в обществе отношение к нашему театру, как к учреждению, усыпляющему общественную совесть, — репертуар театра в целом за 15 лет ответит на такое обвинение. Но нам тяжело было узнать, что М. Горький в образах Достоевского не видит ничего, кроме садизма, истерии и эпилепсии, что весь интерес “Братьев Карамазовых” в Ваших глазах исчерпывается Федором Павловичем, а “Бесы” для Вас не что иное, как пасквиль временно-политического характера, и что великому богоискателю и глубочайшему художнику Достоевскому Вы предъявляете обвинение в растлении общества. Наша обязанность, как корпорации художников, напомнить, что те самые “высшие запросы духа”, в которых Вы видите лишь праздное “красноречие, отвлекающее от живого дела”, мы считаем основным назначением театра. Если бы Вам удалось убедить нас в правоте Вашего взгляда, то мы должны были бы отречься от искусства, как утратившего свою цель. В то же время мы должны были бы отречься от всего лучшего в русской литературе, отданного служению именно тем самым “запросам

духа”».

[204] Печатается по черновому автографу, хранящемуся в Музее МХАТ, архив Н-Д, № 7309.

Послано в связи с 50-летием со дня смерти М. С. Щепкина.

[205] Публикуется впервые по копии, хранящейся в Музее МХАТ, архив Н-Д, № 301.

Датируется приблизительно, по письмам Л. Берг к Немировичу-Данченко (архив Н-Д, № 3261/1, 3261/2).

[206] Спектакль «Николай Ставрогин» был впервые показан на сцене МХТ 23 октября 1913 г. 27 октября в газете «Русское слово» появилась {579} статья М. Горького «Еще о “карамазовщине”», где спектакль МХТ был расценен как «социально-вредное» явление.

На первую статью М. Горького «О “карамазовщине”» (опубликованную 22 сентября 1913 г. в «Русском слове») МХТ ответил коллективным письмом (см. примеч. 2 к письму 289 [В электроной версии — 194]).

В письме к Леониду Андрееву Немирович-Данченко писал по поводу протеста М. Горького следующее: «С художественной точки зрения протест, разумеется, немыслим. С политической он узок, и, главное, протестующие не имеют понятия о том, что и как Художественный театр инсценирует в “Бесах”. И, уж конечно, не в руку реакционным движениям А с точки зрения общественного психоза, который якобы Достоевским расшатывается, то нам ничего не стоит доказать, как дважды два четыре, что постановка Достоевского достигает результатов как раз диаметрально противоположных — подъема созидательного, а не разрушительного, возбуждения и жажды громадных положительных идей, а не отрицательных. Если бы протестующий побыл хотя бы на одной репетиции Достоевского, то очень смутился бы, увидя себя в тупике, поняв, как мелочны его мотивы в сравнении с благородным подъемом артистов».

Сохранившиеся в архиве Немировича-Данченко письма Л. Берг показывают, что протест ее против Достоевского на сцене носит характер недостаточно серьезный и глубокий. Приведем характерные строки из письма Л. Берг Немировичу-Данченко: «Милостивый государь Владимир Иванович! Прочтя оба письма Горького по адресу Художественного театра, подписываясь под каждым его словом, я считаю священной своей обязанностью сказать Вам следующее: снимите вывеску с Художественного театра и замените ее другой. Довольно морочить людей и, занимаясь развращением молодежи, прививая ей систематично вкусы больных от безнравственности людей, — Вы еще дерзаете называть это богоискательством. Нет слов для выражения негодования за такую ложь! Мы — ищущие живого Бога — тем и отличаемся от живых трупов, что обладаем чуткостью, и мы чувствуем всем существом яркие лучи восходящего солнца, а потому терять время и энергию на нытье теперь считаем позорным и преступным» (Музей МХАТ, архив Н-Д, № 3261/1).

[207] В октябре 1913 г. в журнале «Рампа и жизнь» № 40 появилась статья Вл. И. Немировича-Данченко «Актеры и Достоевский», где он объяснил причины побудившие его взяться за постановки «Братьев Карамазовых» и «Николая Ставрогина»: «… Работая над созданием Достоевского, углубляясь в те страшные, великие и глубокие вопросы, которыми мучился он. актер находит благодатную пищу для своего роста не только как профессиональный художник, но и просто как человек. Так близко прикоснувшись к тому огромному, что есть в Достоевском, он чувствует, что его жизнь становится ценнее, приобретает в его глазах уже новое значение Когда актерам приходится играть в произведениях, затрагивающих такие важные и большие запросы духа, но лишенных той проникновенной прозорливости, которой насыщен Достоевский, {580} тогда и образы, создаваемые ими в таких вещах, часто получаются “картонными”, и душа их только тоскует. Достоевский же врывается в их личную жизнь, направляя ее, помогая им осознать ее, углубить, духовно расширить. Они уже стали после Достоевского иными, богаче духовно, духовно осложненнее и вместе с тем — духовно проще, облагороженнее, истинно человечнее. … Достоевский как гениальный художник дает актеру материал для реальных переживании и непрерывно вдохновляет его фантазию идеями, парящими над жизнью».

[208] Мольеровский спектакль, состоявший из комедий «Брак поневоле» и «Мнимый больной». Среди преимущественно благоприятной прессы, которую получил этот спектакль, некоторые рецензии были отрицательными (например: Н. Е. Вильде в «Голосе Москвы» 9 апреля 1913 г., М. Юрьева в «Рампе и жизни»).

[209] По поводу инсценировки романов Достоевского в МХТ в «Театральной газете» от 6 октября 1913 г. против мнения Горького высказался Федор Сологуб, в «Биржевых ведомостях» 8 октября 1913 г. — А. И. Куприн, И. Н. Потапенко, Д. С. Мережковский, Ф. Д. Батюшков, в «Театре» 26 ноября 1913 г. — А. И. Сумбатов-Южин.