Избранные поэмы и стихотворения

Суцкевер Авром

Маале акравим

(Подъем скорпионов)

Здесь первотворенья была мастерская, Пойди, если сможешь, к Творцу в подмастерья: Глядишь, раскошелится вечность скупая, Коль будет сработана ладно матерья. Взошел ты час в час на Подъем скорпионов. Всё будто В начале, всё как на картине: Вот Облако медленно сходит со склонов И Огненный столп обнимает в низине. В песчаное стеклышко видишь Творца ты. Все просто, чудес никаких не случалось, Пророчество

в сводах воздушной палаты Ни старше, ни младше — таким и осталось.

Дерево в Хацеве

Когда, что солома, песок полыхает, Напрасно светило неслыханной мощи Двухтысячелетнее древо пытает: Его окружает круг тени, круг нощи. Оно свои ветви в суглинок вогнало В борьбе вековой наподобие свода. Когда-то, наверно, оно засыпало Под сказ о скитаньях Пустынного Рода. Я ухо к стволу приложил. Что-то в древе Молило: «Спаси, мне постыла темница!» Топор бы! Взрубить бы жужубу в Хацеве! А вдруг моя грусть в той жужубе томится…

«Лисы Негева»

Как лисы глядят, чьи хвосты поджигая, Самсон истребил филистимлян станицы: Скалистые торсы, щетина стальная — Как будто сошли с пожелтевшей страницы. По зову Синая к нему на вершины С Днепра, и Дуная, и Вислы явились Из тел своих вылепить, словно из глины, Пророков черты, что в той глине таились. Знакомы едва, и молитвы забыты, Лишь буквы сидура спаслись от изъятья. Но Голос, в горючем терновнике скрытый, Сплотил этих лис, и теперь они — братья.

Орлы

Орлица, как будто волчица (крылата От злости), бросается, сдавленно лая, Ко мне, и укрытье, где дремлют орлята В росистой тени, от меня защищая. Но тут же мой камень встречает орлица, И вот уж пробит неприступности щит им, И, вскинув крыло, камнем падает птица, Орлят укрывая крылом перебитым. И прежде чем прочь от нее разбегутся, Все в искрах затменья, земля с небесами, Птенцы сквозь росистый свой сон проклюются, Бескрыло взлетят и спасут ее сами.

Вади Джерафи

Прославлено вади Джерафи семижды Истонченным золотом эха, как в сказе («Умножатся зов и прозванье семижды») Поведают вам бедуины в экстазе. Какое же слово пущу я кружиться Под синью небес в этом каменном стаде? Душа колокольчиком — «жить!» — разразится, И семь раз ответит ей колокол вади. И там же, где «жить!», расколовшись о скалы, Семь раз отзовется семью именами, Семь пойманных солнц отразятся и, алы, Расплавят как медь смерть семью пламенами.

Рыжевласые города

Я зрел города из пламен мускулистых (Географы их не видали доныне). Творенья

мелодий неистово-чистых, Они самовольно явились в пустыне. Они самовольно себя оградили, Из лавы себя отливали в Негеве И сами по воле своей возводили Укрытие голым Адаму и Еве. Они, рыжевласые, первое время Дышали безлюдными, мирными снами. Потом в них взойдет рыжевласое племя, Рожденное жадными их пламенами.

Кости Иосифа

«Здесь кости Иосифа к синим вершинам Пронес Моисей по дорогам Исхода». Заныло вдруг сердце: никак не свершить нам Последнюю волю Пустынного Рода. Иосифа кости еще не остыли, А мы их забыли под пеплом местечек, И с ними — молитвы, и сказки, и были, И вечный огонь просторечных словечек. Иосифа кости — и тут, под песками, И там, под землей мазовецкого поля, — Остались друг другу они чужаками, Как нож они режут, блестят как уголья.

И не увидите дождя

Не увидите ветра и не увидите дождя,

а долина сия наполнится водою.

4 Цар.3, 17-18

Не видно дождя, нет ни тучки над нами, В огне по пескам бред бредет наугад, и — Потоки несутся со скал скакунами, Галопом, гоп-гоп, по костлявому вади! Куда? Их в засаде держала округа. Теперь они, вязи гранита взрезая, В лоб, наперерез атакуют друг друга, Алмазным кинжалом друг друга пронзая. Не долго продлилось их сочное время. Исчезли. Но вади хранит их приметы: Травинки, от влаги проросшее семя, Зеленые, длинные шлейфы кометы.

Рас-аль-Накиб

Из блещущей пряжи созвездий плетома, Сеть ночи ныряет c небесного ската, Цепляет за острые скалы Эдома И ловит их искры в заливе Эйлата. Поймала, и кто-то ее выбирает, Опять опустилась и черпает снова В разломах Мидьяна и снова ныряет, Теперь — на ловитву поэта и слова… Вот-вот — и поймала. Со словом лечу я В сети, что из пряжи созвездий плетома, Под нами молчанья снуют, слов не чуя, Над — Красное море и скалы Эдома.

Олени у Красного моря

Закат не сдается, все тлея и тлея На море, и входят, изысканно кротки, В чертог водопоя, невинно алея, Олени — унять пересохшие глотки. Бросают на берег шелковые тени, Склоняют скрипичные длинные лица И лижут прохладные кольца олени, Чтоб так в тишине с тишиной обручиться. Напились и — прочь. На песке остаются Следы, розовея. И входят в печали Олени заката, и пьют не напьются Молчанием тех, что уже убежали.