Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Собко Вадим Николаевич

— Завтра.

План, разработанный Колосовым и Дюрвилем, был прост. Цель первого выхода из подземелья — достать оружие, вооружиться, поэтому сейчас их объект — арсенал в городке Картуш, Слово это на французском языке, Шамрай припомнил, обозначало «патрон». И кому пришло в голову так называть городок?

В конце концов какое это имело значение? Важно, что там были военные склады. И большие. А охрана незначительная. Робер Коше всё разведал. В городке действительно был патронный завод. Взрыв может быть немаленький. В Париже его, пожалуй, не увидят, в Берлине

почувствуют наверняка. Ну вот, всё теперь ясно. Завтра ночью первый выход. На операцию пойдут девять пленных… Нет, не пленных, пленными их теперь нельзя называть… Точнее скажем, девять бойцов. Все остальные будут в шахте и выдадут за бригаду полную норму угля. Утром боевая группа вернётся в шахту «Капуцын», вместе со всеми выйдет на поверхность и под конвоем прибудет в лагерь. Алиби полное, не подкопаешься.

Они отработали ночную смену, потом целый день валялись на своих сосновых нарах, отсыпались, набирались сил: впереди их ждала настоящая работа. Нетерпеливый Шамрай хотел спросить Колосова подробно об операции, но капитан, недовольно поморщившись, повернулся к лейтенанту спиной.

Погожий жаркий день делился на минуты, и каждая казалась бесконечно длинной. О пропылённые стёкла окон барака бились маленькие чёрные мухи и зло жужжали. Жарко, как в печке, а тело вздрагивало от острого озноба ожидания.

— Лежи спокойно, — не глядя на Шамрая, приказал Колосов.

— Я и так лежу спокойно, — ответил лейтенант, готовый вот-вот спрыгнуть с нар, как при боевой тревоге.

Наконец солнце закатилось за невысокие синие холмы. Перекличка, ужин, и на работу. К счастью, в аккумуляторной нет Жаклин: не её смена. Девушка придёт сюда завтра рано утром. Очень интересно знать, каким оно будет, это завтрашнее утро…

Конечно, лучше всех предыдущих, что бы ни случилось ночью. Даже если придётся умереть, то всё равно лучше смерть в бою, чем опостылевшая лагерная жизнь.

Они поработали в забоях, может, с полчаса. Потом появился Колосов.

— Пошли. Гиви, ты остаёшься здесь за старшего, — сказал он.

— Счастливо вам, — ответил Джапаридзе, — Но знай, в следующий раз я…

— Хорошо, хорошо, возьму, — пробасил Колосов. — А пока командуй.

В темноте, не засветив на этот раз фонарей, они молча добрались до штрека, откуда ход вёл в шахту «Сан-маре».

— Все здесь? — спросил Колосов.

— Все.

— По порядку номеров…

В низком штреке они не могли выстроиться, но привычно рассчитались, узнавая друг друга по голосу.

— …Восьмой! Девятый! Десятый!

— Как это «десятый»? — прогремел голос Колосова. — Почему ты здесь, Джапаридзе?

— Я… я не мог, товарищ капитан…

— Ты сейчас же вернёшься на своё место. Немедленно!

Вспыхнул фонарь. Луч света вырвал из темноты сверкавшие, влажные глаза сержанта.

— Я не могу вернуться.

Голос командира стал неумолимо жестоким

— Предупреждаю, товарищи, малейшее нарушение воинской дисциплины карается по законам военного времени.

— Хорошо, я пойду, — тихо сказал сержант Джапаридзе.

Он медленно стал удаляться из

штрека, согнутые плечи его, казалось, несли невидимую и непосильную тяжесть. Колосов выждал длинную паузу, прислушиваясь, как затихают в глубине подземелья медленные и трудные шаги сержанта.

— Сейчас, товарищи, мы переходим в шахту «Сан-маре», — деловито сказал он. — Там переоденемся в обычную одежду. Каждого из нас могут убить — это не исключено, поэтому мы не должны иметь при себе ни одной вещи, ни одной мелочи, — понимаете, ни одной! — которая могла бы обнаружить нашу принадлежность к лагерю Терран. Иначе всё пропало! Все наши многомесячные усилия и все надежды. Французские товарищи обеспечат нас одеждой и оружием, а также велосипедами. Двойное удобство: возможность быстрого манёвра и безопасность от собак-ищеек, след велосипеда собака не берёт…

«Значит, он разрабатывал эту операцию ещё весной, — чувствуя, как замирает сердце, вспомнил Шамрай вопрос капитана об умении ездить на велосипеде. — Выходит, он доверял мне ещё тогда».

— Есть вопросы?

— Нет.

— Пошли.

Всё произошло точно по плану. Девять костюмов, поношенных, но старательно вычищенных, лежало в нише, вырубленной между стояками шахты «Сан-маре». Положили их сюда, очевидно, совсем недавно: одежда не успела отсыреть. Шамрай нащупал свой талисман — узлом завязанный гвоздик, и решительно, не спрашивая разрешения Колосова, переложил в карман пиджака: талисман приносил счастье.

— Каски и аккумуляторы взять с собою, — приказал командир.

По наклонному стволу шахты, спотыкаясь на шпалах старой узкоколейки, обходя брошенные, поржавевшие вагонетки, они долго, может километра с три, шли наверх. С каждым шагом воздух становился свежее, чище. Ещё немного, ещё несколько шагов… Люди побежали.

— Стой! — приказал Колосов. — Шамрай, дай свет.

Роман чуть было не вскрикнул от неожиданности.

В небольшой нише, за стояком старого, уже подточенного водой крепления, лежало оружие.

Сколько времени, сколько долгих минут, которые складывались в часы, дни, годы, мечтал лейтенант Шамрай об этом мгновении. Иногда мечта казалась настолько реальной, что руки будто бы чувствовали прикосновение оружия, ощущали его надёжную, прохладную тяжесть.

Но теперь это была не страстная мечта, не исступлённое желание, а сама реальность. Настоящее оружие — несколько пистолетов, два автомата и один карабин — поблёскивало в синеватых лучах аккумуляторного фонаря. Автоматы разные: один немецкий, другой английский, запасные обоймы лежат рядом.

— Бери, — сказал Колосов и протянул лейтенанту немецкий автомат.

— Спасибо, — почувствовав, как слёзы стиснули горло, ответил Шамрай.

— Что с тобой?

— Ничего. Это же оружие…

— Да. Это оружие… Это тебе, держи, это тебе… — капитан проворно распределил весь свой арсенал, себе взял старый карабин, — Морозов, и ты, Кикоть, берите взрывчатку. Были сапёрами?

— Были.

— Не забыли специальность?

— Нет.

— А с тобой что, Кикоть? Почему ты плачешь?