Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
— Дать огоньку? — спросил он и бросил коробку спичек.
Я, удивившись, поймал.
— Спасибо.
Я закурил, с удовольствием ощущая, как под действием никотина расслабляются мышцы. Арно негромко посасывал мундштук, и воздух с тихим свистом проходил сквозь чашку трубки. Робко подала голос первая птица. Лесная жизнь постепенно возвращалась к норме. Я с наслаждением затягивался сигаретой, не испытывая желания снова нарушать ее. Докурив, погасил окурок и откинул назад голову. Арно улыбнулся.
— Что вас рассмешило? — спросил я.
— Понравилось, какую ты выбрал опору.
Я обернулся и обнаружил, что прислонился
— Если он не возражает, то я тем более.
Арно хмыкнул — я его, кажется, забавлял. Затем привычно выколотил трубку о подошву ботинка, растер пепел по земле, но трубку не убрал.
— Как ты думаешь, сколько они стоят?
Я решил, что он спрашивает о деревьях, но сообразил, что речь шла о статуях.
— Понятия не имею.
— Нет? Но ты же такой умный, знаешь все на свете.
— Мои знания не распространяются на краденую скульптуру.
Арно достал перочинный нож с коротким лезвием и стал выскребать чашку трубки.
— Кто тебе сказал, что они краденые?
— Если бы статуи были не крадеными, вы бы не прятали их в лесу. Почему же вы их не продаете?
— Не твоя забота. — Он снова погрузил нож в чашку трубки, но тут же, позабыв о своем занятии, вынул. — Все не так просто. Надо трижды подумать, прежде чем к кому-нибудь обратиться.
Судя по тому, как заросли статуи травой, он подумал не трижды, а много раз. Статуи стояли тут давно.
— Если вы не нашли покупателя, зачем вы их столько набрали?
— У меня был… деловой партнер, утверждавший, будто знаком с торговцем, который у нас все заберет.
Я затушил сигарету.
— И что же? Сорвалось?
Арно с горечью поджал губы.
— Он меня кинул. Обманул.
Почти такими же словами Греттен отозвалась об отце Мишеля. Я готов был поспорить, что партнер Арно и человек, чей грязный комбинезон был сейчас на мне, одно и то же лицо. Безымянный брат Жан-Клода здесь насолил, и не удивительно, что на ферме не желали упоминать о нем.
— Так почему бы вам от них не избавиться?
Арно фыркнул.
— Если сможешь поднять их, тебе и карты в руки.
— Вы же их каким-то образом привезли сюда?
— У нас был подъемник.
— То есть подъемник был у вашего партнера?
Арно сердито кивнул и занялся трубкой.
— Может, у тебя появятся какие-нибудь мысли? Или есть необходимые связи?
— Какие связи?
— С людьми, которые не станут интересоваться, откуда взялись статуи. Среди англичан много шалопаев, готовых заплатить за подобный товар. — Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня. — Тебе тоже что-нибудь перепадет.
— Извините, таких не знаю.
— Надо было сразу понять, что толку от тебя не будет.
— Это ваш деловой партнер посоветовал вам делать собственное вино? — не удержался я.
Арно закрыл нож, убрал его в карман и неловко поднялся.
— Начинай перевозить дрова.
— А как? — Я посмотрел на гору поленьев. Рейс с одной пилой в тележке меня уже изрядно вымотал.
Арно мрачно ухмыльнулся.
— Ты же большой умник. Придумай что-нибудь.
Только к вечеру я закончил перевозить спиленное дерево. Делал ходку за ходкой, преодолевая боль, хромал по дорожке за тележкой. И не переставал твердить себе, что этот рейс —
Стащив с себя комбинезон, я попытался вымыться под краном в амбаре. Вода бежала между камней, собиралась лужицами в углублениях на грубом цементе, просачивалась в щель. Отскабливая себя от грязи, я взял на заметку, что надо принести сюда раствор и замазать ее. От холодной воды захватывало дух, но даже с куском домашнего каустического мыла она не могла смыть с меня пленку масла и опилок. Я тер себя, пока кожа не стала шероховатой и морщинистой, и, разозлившись, отшвырнул мыло и закрыл кран. Натянул комбинезон и, взяв с чердака чистую одежду, подошел к дому и постучал в дверь. Открыла Матильда.
— Мне необходимо принять ванну, — устало произнес я.
И ждал, что она откажет. Так бы, наверное, и случилось, если бы поблизости находился Арно. Но Матильда не возражала — оценила мой грязный вид и отступила в сторону.
— Заходите.
Кухня благоухала ароматами готовящейся пищи. На плите стояли сковороды, в помещении, кроме Матильды, никого не было.
— А где все?
— Отец с Жоржем и Греттен увели Мишеля. У него режутся зубы. Ванная там.
Она провела меня через дверь в дальней стене и дальше по коридору. Мрачный переход в это время дня не освещался ни с улицы, ни электричеством. На узкой, крутой лестнице потускневшие медные прутья прижимали к ступеням потертый ковер. Ковыляя за Матильдой и держась для устойчивости за крашеные перила, я смотрел себе под ноги вместо того, чтобы глазеть на ее ноги.
Впервые я проник в дом дальше кухни. Впечатление было странным — помещение обветшало, но содержалось в чистоте. Лестница заканчивалась в длинном коридоре. С каждой стороны располагались закрытые двери, и одна из них, как можно было догадаться, вела в пустующую спальню, куда я заглядывал с лесов. Только я не знал, какая, и не имел возможности выяснить, что за каждой из них.
Матильда привела меня в конец коридора и толкнула последнюю дверь.
— Здесь.
Помещение оказалось настолько огромным, что старинные раковина и ванна совершенно в ней потерялись. Здесь был голый дощатый пол и только перед самой ванной лежал коврик. Но в комнате было светло и не душно.
— Сначала надо напустить горячую воду, затем разбавить холодной. Насосы плохо работают, и если вы попытаетесь открыть одновременно оба крана, у вас ничего не получится. Открывайте осторожно, можно ошпариться. — Матильда, не глядя на меня, заправила волосы за уши. — Вам потребуется чистое полотенце.
— Не беспокойтесь.
— Никакого беспокойства.
Она вышла, тихо закрыв за собой дверь. Мне показалось, что с тех пор, как я передал ей слова Жан-Клода, Матильда немного изменилась. Стала относиться ко мне настороженно. Ее можно было понять: мне бы тоже не понравилось, если бы кто-нибудь стал совать нос в мою личную жизнь.