Избранные произведения
Шрифт:
Чью глину-плоть на страсти замесили,
А в сердце слово «страсть» изобразили,
Тот буквы те не смоет никогда —
Их не осилит времени вода.
Он вечно будет думать о любимой,
Стремиться к ней в тоске неизъяснимой..,
Маджнуном Кайс был признан с юных лет
Влюбляясь, разума терял он свет.
Еще
Пленялся он красавицей любою.
У юноши верблюдица была,
Проворна, быстронога и смела, —
Как небо, двигалась, не уставая,
И долы, и хребты одолевая,
Бежала по равнине, как река,
Взлетала точно вихрь за облака.
Кайс на нее садился спозаранку,
На каждую заглядывал стоянку,
Скакал среди долин и горных скал:
Красавиц в каждом племени искал.
Однажды он достиг одной стоянки.
Увидел издали: аравитянки
Красавицы в степи явились вдруг,
Как будто образуя звездный круг.
Да, звезды засияли на равнине,
Они — кругом, луна — посередине,
Нет, не луна, а солнце, что сердца
Испепелило жаром багреца!
Кайс вопросил, сказав слова привета:
«Кто девушка прекраснейшая эта?»
— «Ее зовут, — сказали, — Карима.
Могуч и знатен род ее весьма».
Он спешился, верблюдицу стреножил
И влюбчивое сердце растревожил.
Присел он, руки перед ней сложив,
Благовоспитан, молод и красив.
Он взгляды на нее бросал украдкой,
И ей понравился, и речью сладкой
Она ответила на страстный взор,
Вступила с ним в игривый разговор.
Ужели губы сахаром богаты?
Нет, сыплют жемчуг влажные агаты!
Он отвечал ей жарче, горячей,
Из кубка уст дарил вино речей.
Красавице внимая, пламенел он,
И, не вкусив ее вина, пьянел он.
И он покой утратил, и она,
Беседы кубок осушив до дна.
Когда они пылали пылко, пьяно,
К ним юный всадник прискакал нежданно,
Из райской
Чьи одеянья пурпуром зажглись.
Он ехал на верблюдице проворной,
Сиял звездой среди степи просторной,
И все, как бы ему сдаваясь в плен,
Вскричали: «Твой приход благословен!»
Казалось: даже на ногах запястья
Вызванивали песню сладострастья!
Тогда пришел в расстройство Кайс, поняв
Прелестных ветрениц неверный нрав.
Их радости не в силах слышать звуки,
Верблюдицы поводья взял он в руки.
Все устремились вслед за ним тотчас:
«Останься, Кайс, и не сердись на нас.
Разлуке ты не дай себя похитить,
Твоим лицом хотим глаза насытить!»
Хоть столько тонких мыслей изрекли
И пыль с его пути они мели,
Была его душа неумолима:
От их огня не получил и дыма!
Поехал на верблюдице верхом,
Запел он, стих роняя за стихом:
«О сердце, сердце, берегись измены,
От лживых удались в приют забвенный.
У розы — два лица, два лепестка,
Так будет ли двуликая стойка?
Пусть вихрь не занесет меня отныне
Сюда, хотя б я прахом стал в пустыне,
А если тучей стану, в сем краю
Пусть я ни капли влаги не пролью!
Молчанье лучше слов пустых и ложных.
Да отойду я от людей ничтожных!»
МАДЖНУН ВОСПЛАМЕНЯЕТСЯ, УСЛЫШАВ О КРАСОТЕ ЛАЙЛИ, ЕДЕТ К МЕСТУ ЕЕ ПРЕБЫВАНИЯ И ТЕМ САМЫМ УПОДОБЛЯЕТСЯ ДИЧИ, КОТОРАЯ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ УСТРЕМЛЯЕТСЯ В ТЕНЕТА ЛАЙЛИ
Когда он, опаленный той свечой,
Вернулся с огорченною душой,
Он захотел найти свечу иную,
Чтоб озарила тьму его ночную.
Всем спутникам он задавал вопрос:
«Кто весть о жизни мертвому принес?
Кто видел луноликих, черноглазых?
В каких о них рассказано рассказах?»
Дошла к нему однажды от гостей
Одна из опаляющих вестей.
«В таком-то племени есть молодая