Избранные произведения
Шрифт:
Из уст ее рубиновых при встрече
Кто уловляет сахарные речи?
Ларец с жемчужинами — алый рот —
Кого жемчужной прелестью влечет?
Я от любви к прекрасной пламенею, —
Кто ныне восседает рядом с нею?
От страсти к солнцеликой я умру, —
Кто ныне молится ее шатру?
Прекраснейшей она считаться
Но чтоб я с ней сидел — господь избави!
С меня достанет — у тебя сидеть,
Отсюда на шатер ее глядеть!»
Сказал — и наземь пал к ногам вдовицы,
Слезами окровавил он ресницы,
Он землю красной влагой оросил,
И плакать больше не хватило сил.
От слабости утратил он сознанье,
Он позабыл весь мир, прервав стенанье.
Вдова опрыскала его водой,
Открыл глаза страдалец молодой,
Придя в себя — а ночь взошла на небе, —
Побрел к себе домой, кляня свой жребий.
Все дни он приходил к вдове, глядел
На дом Лайли, иных не зная дел.
Но небосвод, сочтя людей добычей,
Поскольку у него такой обычай,
Избрав несправедливость ремеслом,
Низвергся на страдальца новым злом.
Влюбленные в Лайли, желая мести,
Перед ее отцом предстали вместе,
Сказали яда полные слова-
«Маджнуна прячет у себя вдова».
Отец Лайли пришел с подъятой дланью,
Он женщину осыпал злобной бранью:
«Как ты посмела на моей земле
Помыслить, непотребная, о зле?
Того, кто честь мою попрал, кто имя
Мое срамит поступками своими,
Зачем в свой дом ты стала зазывать?
Но если он придет к тебе опять,
Но если склонишь пред Маджнуном шею —
Ты с головой расстанешься своею!»
Вдова от брани яростной такой
Затрепетала ивой над рекой.
Когда наутро, в страхе от попрека,
Завидела Маджнуна издалека,
Воскликнула: «Душа моя скорбит,
Да не приму из-за тебя обид!
Дитя мое, забудь ко мне дорогу,
Не приближайся к моему порогу.
Но ненависть ее отца остра.
Я — нищенка, он — племени вожатый,
Куда я скроюсь от его расплаты?
Я за себя боюсь и не таюсь, —
Однако больше за тебя боюсь.
Я правду говорю тебе, как другу
Умрешь, когда придешь в мою лачугу!»
Маджнуна потрясли ее слова.
Услышала его ответ вдова
«О матушка, ты по какой причине
Отвергла милосердие отныне?
Мы здесь чужие всем, а потому
Ты не чужая сердцу моему.
Зачем же хочешь быть со мною в ссоре,
Зачем же ты меня ввергаешь в горе?
Не странно ли, что страннику чужда
Та, чей удел — чужбина и беда?
Людских судеб нам возвещают списки,
Что странники всегда друг другу близки.
Кто этих списков разорвет листы,
Неблагородства явит нам черты.
Лицом к Лайли в твоей сидел лачуге, —
Казалось, вижу я лицо подруги.
Хотя ты отвернулась от меня,
Уйду, признательность к тебе храня.
Вот так сокроюсь я, вот так исчезну,
Низвергнусь я в губительную бездну
Пришел я с радостью, уйду с тоской, —
Мне жребий уготован был такой.
Но уповаю, что меня вспомянешь,
Как только в сторону Лайли ты глянешь.
А вспомнишь странника в степи чужой,
Несчастного с измученной душой, —
Твоими на Лайли взгляну глазами,
Твоими помолюсь о ней устами.
Ты эту просьбу выполнишь? Тогда
Мне никакая не страшна беда,
А нет — умру и на Лайли не гляну,
Покуда я из мертвых не восстану».
Сказал — и скорбной головой поник,
Ушел, к пустыне обратя свой лик.
ОТЕЦ ЛАЙЛИ ГНЕВАЕТСЯ НА МАДЖНУНА ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ТОТ ЕЩЕ РАЗ ПРИШЕЛ В ДОМ СОСЕДКИ, И ОТПРАВЛЯЕТСЯ, ВО ИСПОЛНЕНИЕ СВОЕЙ КЛЯТВЫ, ВО ДВОРЕЦ ХАЛИФА С ЖАЛОБОЙ НА МАДЖНУНА
Кто запретил, чтоб странник беспокойный