Избранные произведения
Шрифт:
улыбкой, обращаясь к двум ломовикам в фартуках, тащившим
конторку.
– Вот бы и ходила все вниз, а то зачем-то наверх лезешь!
115
– Да что ты все трешься тут? Проходу от тебя нет,– крикнул
другой.
– Справочное бюро, милый, ищу.
– Да ведь ты другое что-то искала...
– А теперь это велели искать, родимый.
– Что ж ты подряд, что ли, взяла? Ну, проходи, проходи.
– Скажите, пожалуйста,– послышался внизу голос
старушки,–
– Двадцатая комната, кажется, была, посмотри там.
Старушка подошла к 20-му номеру и прочла:
информационное бюро.
Постояла, потом отошла, сказавши:
– Знать, уж чтой-то новое въехало.
Она опять полезла наверх, потом уселась на окне.
– Вот, как сердце слабое, хуже всего,– сказала она, увидев
своего собеседника, спускавшегося вниз.
– Не дай бог. Сердце пуще всего,– а мне, оказывается, опять
через весь город иттить. Их куда-то к заставе бросило.
– Переехали?
– Только вчера. Две недельки побыли тут – и дальше. Ну, да
тут хоть гор нет, доберусь. Пойду, а то еще, глядишь, там не
застанешь, за две недели много воды утекло.
Два мужика спускали вниз тяжелую конторку и застряли на
повороте лестницы.
– Вишь, черт их, потрохов сколько набрали, да еще
повернуться негде:
– Ну-ка, заноси свой бок, сейчас ходко пойдет. Так, пошло.
Что-то хрястнуло.
– Чтой-то там?
Передний, озабоченно оглянувшись, поставил свой конец на
пол.
– Какую-то штучку тут отсадили.
Мужики ушли. За ними прошли какие-то барышни,
тащившие под мышками охапки бумаг в синих папках.
– Куда господь несет? – крикнул им поднимавшийся
навстречу по лестнице человек.
– Сливаемся с Соцвосом!..
Лестница опустела. Прошел вниз мужчина в пальто, без
шапки, повязанный платочком, как повязываются на похоронах,
чтобы не простудить голову, и, наткнувшись на старуху,
спросил:
116
– Вам что надо тут?
– Справочное бюро, родимый.
– А в нем что?
– А кто его знает, батюшка!
– Как кто его знает! Что вам нужно-то?
– Пособие, батюшка.
– Так это – финансовый отдел надо... Хватилась – он уже
теперь небось к Театральной площади подъезжает.
Старушка озадаченно посмотрела вниз по лестнице.
– Так это, значит, его, батюшку, у меня на глазах носили.
Куда ж теперь-то мне бежать?
– Сретенский бульвар, шесть,– сказал человек и, поправив на
голове платочек, пошел вниз.
Старушка посмотрела ему вслед. Потом села на ступеньку
лестницы
– Отдохну немножко, потом пойду, покамест сердце не
ослабело.
117
Козявки
На верхней слободе в трех семьях заболело сразу несколько
человек. Совет послал в город за доктором, а домашние
заболевших за коновалом, который никогда не отказывался от
практики и не затруднялся никакими болезнями, будь его
пациент лошадь или человек.
Двое больных оказались в семье портного. На завалинке его
избы сидели – он сам, старушка Марковна и печник, когда
пришел коновал.
С заросшей до глаз седой бородой, с кожаной сумочкой на
поясе, на которой было изображение лошади из белого металла,
весь обвешанный какими-то ремнями, коновал прошел молча и
мрачно мимо сидевших прямо в избу, не поздоровавшись ни с
кем.
Портной пошел за ним.
– Вот в городе один доктор на человека, другой на лошадь,
третий еще на что-нибудь, а наш Петр Степаныч не разбирает,–
и лошадей, и людей, всех валяет.
– Молодчина.
– Голова очень работает. И строг.
– Без этого нельзя. Ежели доктора не бояться, это уж
последнее дело,– сказал печник.
В избе портного лежало двое в жару. Коновал подошел к ним
и несколько времени строго смотрел на них. Портной несмело
выглядывал из-за его плеча.
Коновал бросил смотреть на больных и недовольно,
подозрительно обвел взглядом стены. Они были только что
выбелены, в избе было подметено.
– Когда белили? – спросил коновал, поведя заросшей шеей в
сторону хозяина.
– Вчерась побелили.
– Зачем это?
– Почище чтоб было.
– Что – почище?
– Да, вообще, чтобы... Доктор в прошлом годе говорил, чтоб
первое дело – чистота.
– Уж нанюхались... Чистотой, брат, не вылечишь.
– Вылечишь не вылечишь, а приостановить...– сказал
несмело портной,– чтобы эти не разводились.
118
– Кто эти?
– Кто... Что от болезни разводятся.
Коновал только посмотрел с минуту на хозяина, ничего не
сказал и, отвернувшись, стал на столе раскладывать свои
лекарства, доставая их из кожаной сумочки.
– Что ж, лекарство-то одно и то же, что вчерась корове
давали, Петр Степаныч? – спросил портной.
– А тебе какого ж еще захотелось?
Лечебные средства у него одни и те же; что для лошадей, то
и для людей. Поэтому, если лошади молчат при его лечении, то