Избранные произведения
Шрифт:
под ветки.
– Ай-яй-яй! Держи!
Затем раздался выстрел и испуганный крик бабы на деревне:
– Чтобы вам подохнуть, сволочи! В малого из ружья
стреляют! А! Что ж это делается!
– Ух, и лют! – сказал, улыбнувшись и покачав головой,
мужичок, варивший кашу.– Ну, что, попал? – спросил он, когда
малый вернулся и повесил ружье в шалаше на сучок.
– На бегу стрелял,– ответил тот мрачно,– выше взяло.
После тревоги разговор возобновился.
–
уж и сгребли бы денежек, мать твою!.. Прямо бы из нищих
капиталистами изделались. Мы бы тогда показали...
– Да, деньжонок сгребете,– заметил прохожий, опять
посмотрев на яблони.
– Сами того не ждали. Обчество нам с весны за пустяк
отдало, думало, что урожая не будет, а она потом как полезла,
матушка, из-под листьев, как полезла!.. Они уж теперь кричат,
что мало с нас взяли.
– Глядели бы раньше. Шиш теперь с нас возьмешь,– сказал
мужик с трубкой, сплюнув в огонь.
– А как силком заставят?
124
– Попробуй, заставь,– угрюмо сказал малый,– я уж тогда
ружье не горохом буду заряжать... да еще спалю их всех,
сукиных детей.
– Были бы деньги,– с деньгами все можно сделать, сунул
председателю, вот и ладно. Деньги и виноватого правым
сделают. Главное дело, штука хорошая: вот лето посидим,
похлебку помешаем, а там по 2 рубля за меру будем гладить.
– Еще больше возьмете,– сказал прохожий.
– О!.. Ну, по четыре.
– По-питерскому?
– Безразлично...
– Нет, не безразлично,– сказал малый,– надо еще в городе
узнать, почем там будут. По четыре еще в прошедшем году
торговали.
– О?.. Ну, по шесть.
– Денег – уйма...
На дорожке в глубине сада показался какой-то человек. Все
замолчали. А малый сделал движение к шалашу за ружьем. Но
потом остановился. Это оказался мужичок в рваном
кафтанишке. Он шел и, прикрывая рукой глаза от солнца,
приглядывался к яблокам.
– Эй, ты чево там шляешься? Что тебе надо? – крикнул на
него малый.
– Мне, батюшка, на луг тут поближе где-нибудь пройтить,–
ответил мужичок, остановившись и не сразу поняв, откуда ему
кричат.
– Проходи, проходи, да в другой раз не попадайся... Вишь,
черти,– на луг ему пройтить. Он пройдет, а на утро – глядишь,
яблоня обтрясена.
– Вот из-за этого не дай бог,– сказал мужичок, варивший
кашу; он, сморщившись, попробовал с ложки горячей жижи и,
выплеснув остатки на траву, продолжал: – из-за этого и, не дай
бог, ночи не спишь, а днем только и знаешь, что по сторонам
смотришь,
да мальчишки не забрались. Он, может, и украдет-то всего
десяток, а у тебя все сердце перевертывается, удавить его готов.
– За свое всегда так-то трясешься,– сказал прохожий,
постукивая палочкой по лаптю.– Иначе и нельзя. Потому ты
сидишь, вот, пот льешь, а другой спины не гнул, поту не лил, а
придет и сграбастает.
125
– А у самих, у окаянных, руки отсохли – посадить яблоню
или, скажем, сливу. Ведь дело нехитрое: сунул в землю
прививок, глядишь, через три года на нем уж яблоки. А то все
готовое да чужое подцапать.
– А оттого, что все потакают. Стащишь его в волость, сутки
там продержат и отпускают,– его бы сукина сына в строге
сгноить, чтобы к чужому рук не протягивал,– сказал мужик с
трубочкой.
– А вот подойдет съемка,– продолжал кашевар,– ведь сколько
эти черти окаянные пожрут! Он налопается, это мало, да еще
пойдет надкусывать да бросать.
– А там еще всякие кумовья будут приходить. Тому дай,
другому дай, пропади они пропадом. У тебя, говорит, много. Из
чужих рук всегда много кажется. У, сволочи, чтоб они подохли,
господи батюшка, прости мое согрешение.
– Теперь, чем ближе к съемке, тем хуже,– сказал мужик с
трубочкой.– Забор плоховат. При помещике, конечно, народ не
такой разбойник был, а теперь нешто так надо огораживать? Вот
капиталу нету. Мы уж гвоздей набили. Все какой-нибудь брюхо
распорет, тогда другой раз не полезет.
– Да и собак хороших надо бы достать. Вот кабы таких
раздобыть, как прежнего барина, вот тут и кумовья бы
задумались в сад иттить яблок просить.
– Собака родства не знает,– отозвался прохожий, подмигнув.
– Пустить бы на проволоке через весь сад да в голоде
держать, чтобы лютей зверя были,– вот бы тогда...– говорил
кашевар с мечтательной улыбкой, грозя кулаком в пространство.
– Первый сорт был бы... Ну, прощевайте пока,– сказал
прохожий и пошел.
Сначала около шалаша было тихо. Потом послышался крик:
– Ай-яй-яй, держи!..
За криком выстрел и бабий голос:
– Злодеи! Ироды! Когда на вас чума, на окаянных придет,
чтоб вы околели!
И голос малого:
– Все кишки вам, дьяволам, выпотрошу. Охотники на чужое
лезть.
А потом уже около шалаша:
– На бегу стрелял – ниже взяло...
126
Синяя куртка