Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Он и не верил ни во что и ни в кого, за исключением стрихнина, касторки, основоположника либерализма Джона Стюарта Милля и политика-атеиста Чарльза Брэдлоу. В Ливенфорде Хэя провозгласили свободомыслящим. Никто не заботил его, даже собственные клиенты. Аптекарь швырял таблетки и порошки на прилавок так, будто те были крысиным ядом. «Хотите — берите, хотите — оставляйте, — казалось, брюзжал он. — Все одно вам так и так умирать».
Похоже было, что он действительно испытывает особого рода восторг от огрехов рода человеческого, — таково было
В аптеке, служившей негласным городским клубом, находились еще двое мужчин: Дэвид Мюррей и Фрэнк Хармон, агент компании «Хедив лайн», и, как показалось Дэниелу, стоило ему войти, как наступило внезапное молчание.
Недавно приехавший в город Хармон был сорокалетним холостяком, высоким, с прекрасной фигурой, облаченной в отлично скроенный костюм, с густыми вьющимися волосами, крепкими белыми зубами и духом неугомонной жизненной силы, скрываемой под беззаботным выражением цветущего лица.
Он слегка кивнул Дэниелу и потянулся к стоявшему перед ним на стойке стаканчику с чем-то «на согрев души». Мюррей же, напротив, был заметно подавлен и всячески избегал встречаться взглядом с Дэниелом. Симпатичный молодой человек двадцати семи лет, бледный, темноволосый, с чертами, словно чисто вырезанными резцом скульптора, и неприглядно спадавшей на лоб челкой (волосы явно нуждались в стрижке), по обыкновению, пощипывал коротенькие усики. Сейчас в этом занятии проглядывала некая натянутая истовость.
— Всем добрый вечер, — тепло приветствовал их Дэниел. — Надеюсь, аптекарь, ты в добром здравии.
Хэй в ответ ни ухом не повел, ни глазом не моргнул, а продолжал растирать что-то пестиком, прервавшись только на то, чтобы откусить от лакричного корня, который достал из кармана своей блеклой кофты. Корень он обожал необыкновенно и жевал его постоянно, по-особому, словно рот промывал, двигая челюстями до того настойчиво, будто старался в собственной щеке дырку проткнуть. Так продолжалось несколько минут, но вот наконец Хэй, не поднимая головы, заговорил, выталкивая слова из уголка рта:
— Не слышал еще новость?
— Нет, — улыбнулся Дэниел. — В городе пожар?
— Скоро, может, и полыхнет! — Последовала пауза, после чего Хэй, подчеркивая каждое слово, объявил: — Племянница твоя… Грейси Линдсей… возвращается в Ливенфорд.
Дэниел замер. Сначала он, казалось, не понял, что имел в виду собеседник, но постепенно его лицо изменилось. Считав его эмоции, Хэй продолжил, едва двигая губами:
— Похоже на то, что ее муж умер… в этой глуши, в Майсуре. Грейси на прошлой неделе пустилась в плавание на «Императрице Индии».
И опять Дэниел ничего не сказал. Он не мог говорить, все эмоции разом нахлынули на него. Молча он повернулся к Хармону, от которого, как он догадался, и поступили эти сведения.
— Да, — пояснил агент с добродушной снисходительностью, — сегодня днем мы получили уведомление
Дэниел сглотнул застрявший в горле ком:
— Прошу извинить меня, господа. — Моргая, он сконфуженно переводил взгляд с одного лица на другое. — Это большая неожиданность… после семи лет… так внезапно…
— Для тебя сильное потрясение. — Все с той же свойственной ему ехидцей протянул Хэй.
— Да, — просто произнес Дэниел. — Бедняга Нисбет… Но радостно думать, что Грейси опять будет с нами. — Он тепло, едва ли не растроганно обратился к Мюррею: — Она была прелестной девушкой, разве не так, Дэви?
— Да, — пробормотал Мюррей, не поднимая глаз.
Повисло долгое молчание. Дэниел развернул платок, вытер им лоб и шею.
— Корабль должен быть уже близко. Погода как раз по сезону. Теперь прошу извинить, но мне надо домой. Должен с женой повидаться. Смею думать, у нее найдется что сказать. Доброй ночи, господа.
Он прошел к двери, открыл ее и тихонько притворил за собой.
Стало быть, это правда, наконец случилось то, на что все эти годы он не смел и надеяться. Идя домой тихой проселочной дорогой, ведущей через пустошь, Дэниел ощущал, как волна нежности захлестывает его, как полнится разум нежным видением: Грейси, его дорогая племянница в белом платье (она всегда любила белый цвет и выглядела в нем такой красавицей!), в котором он видел ее в последний раз однажды вечером, перед самой трагедией, когда она шла вдоль реки с букетом таволги в руке. Цветы она набрала на зеленом речном берегу.
Какая же это была картина! Лучи нисходящего солнца, скользя по водной глади, создавали вокруг нее сияние… «Как молодая косуля, пришедшая к реке напиться…» — сами собой всплыли в памяти слова. Ее прелестное личико было оживленным, а теплые карие глаза искрились жизнью.
Но что она знала о жизни в восемнадцать лет, бедное дитя? Дэниел тяжело вздохнул, его лицо опечалилось. Но вот оно опять просветлело, когда мысли унеслись дальше в прошлое и другие, более счастливые видения хлынули потоком.
Вот наплыв: он видит ее в хоре, исполняющем под его руководством «Детскую кантату» в старой ратуше. Каким же она была чудом, каким маленьким чудом: всего десять лет, голос как флейта, такая живость, столько грации, столько таланта! Никогда, никогда с тех пор не встречал он такого таланта.
Дэниел улыбнулся: теперь он видел ее на вручении наград в академии, вот она поднимается получать книгу в кожаном переплете «Путешествие пилигрима в Небесную страну», завоеванную ею награду за познания в Священном Писании… Да, он занимался с ней, готовя к этой победе, не было лучшей ученицы в его классе по изучению Библии!