Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

Ты понимаешь, что мне уже никогда больше не разрешат стать священником, а если и разрешат, то что может ждать меня в ирландском или английском приходе, где о моем прошлом будут сплетничать на каждом углу. Отец Дэвис сделал особое ударение на этой проблеме, и мне волей-неволей пришлось с ним согласиться. Итак, мы решили, что свои грехи я должен искупать только за рубежом. Именно тогда отец Дэвис произнес судьбоносные для меня слова: «Ты должен поехать к отцу Хакетту, чтобы узнать, что он может для тебя сделать».

И я, естественно, согласился, ибо был полностью согласен с отцом Дэвисом.

С огромным трудом мне удалось покинуть голливудскую киностудию, где у меня не было ни одной счастливой минуты.

Они изо всех сил пытались заарканить меня новым контрактом, но мне удалось избежать ловушки с помощью отца Дэвиса под тем предлогом, что моему голосу нужен отдых. И вот я поехал, как кающийся грешник, в семинарию Святого Симеона. В качестве знака повиновения и примирения с собой я вез точную копию Золотого потира, который всего лишь один год находился на хранении в семинарии.

Дорогой Алек, я хочу избавить тебя от сантиментов драматического возвращения в свою альма-матер. Нет нужды говорить тебе, что я был тронут до глубины души тем, что келья, где я когда-то жил, была специально приготовлена к моему приезду.

Добрейшего отца Петитта, увы, уже больше нет с нами. Я оплакал своего учителя на его могиле. Мой давний враг, отвратительный Дафф, на поверку оказался гораздо лучше меня. Сейчас он в Конго, не в самом лучшем месте для свершения подвигов во имя Христа.

Отец Хакетт, несмотря на то что вынужден терпеть адские страдания от непрерывных приступов лихорадки, не сильно изменился. Он не только очень отважный, но и удивительно терпеливый человек. Принял он меня весьма сдержанно, но был несказанно рад получить в дар Золотой потир.

Мы обсудили с ним мою проблему, и решение далось ему нелегко.

— Теперь я точно знаю, Десмонд, что мне с тобой делать, — наконец сказал отец Хакетт. — Поскольку ты уже не священник, от тебя мало проку на ниве миссионерской деятельности. В любом случае со своими физическими данными для джунглей Центральной Африки ты не годишься. И все же, — продолжил он, пристально посмотрев на меня, — для тебя есть возможность, и весьма подходящая, найти приложение своим силам в Индии. Десмонд, ты ведь знаешь о моей работе, которую я вел в Мадрасе среди детей неприкасаемых, этих едва прикрытых лохмотьями созданий, что живут прямо на мостовой, можно сказать в сточных канавах этого города, всеми презираемые, отвергнутые и без крова над головой. Я организовал для них бесплатную амбулаторию и школу, а когда мне пришлось уехать, сей нелегкий труд взял на себя замечательный священник из Америки, отец Сибер. Он прекрасно справляется со своими обязанностями, и сейчас у него уже большая школа, где беспризорных детей одевают, обучают и постепенно превращают в счастливых и полезных членов общества. Некоторые даже становятся учителями, священниками и докторами. Но отец Сибер уже далеко не молод. Из его писем я узнал, что подобная нагрузка стала для него непосильной. И он будет рад помощнику, особенно такому, что любит ребятишек и умеет с ними обращаться. Для него будет большой удачей найти нужного человека, способного расширить и усовершенствовать школу, да к тому же помочь финансово, ибо, уверяю тебя, ему вечно не хватает денег. — Тут отец Хакетт замолчал и посмотрел на меня со значением. — Ну что, хочешь я телеграфирую ему насчет тебя?

Алек, мне не описать словами радость, вспыхнувшую в моей душе!

Это дар, ниспосланный мне Небесами! Ты ведь знаешь, что я всегда любил детей и, как говорили в Килбарраке, умел найти к ним подход. И вот теперь мне выпал шанс применить свои таланты, да еще в чужой стране, что придаст моей работе привкус новизны и приключений. Естественно, я стал умолять отца Хакетта поскорее отправить телеграмму в Мадрас. Что он и сделал.

Весь день, да и следующий тоже, я, мучаясь неизвестностью, нетерпеливо расхаживал по саду семинарии. Затем пришел ответ. Меня взяли на работу. И выезжать надо было немедленно. Я тут же пошел в церковь и прочел благодарственную молитву.

Затем начались приготовления к отъезду. Уверяю тебя, Алек, это

оказалось довольно хлопотным делом, поскольку ничего нельзя было упустить из виду. Лайнер судоходной компании «P&O» отплывает из Саутгемптона в Бомбей уже через шесть дней, и я срочно, по телеграфу, забронировал каюту. В Мадриде мне придется прикупить кое-какую одежду, пригодную для тропиков, оттуда я отправляюсь прямо в Париж, потом — в Лондон, где очень надеюсь встретиться с тобой. Думаю, будет разумнее не предпринимать поездку в Ирландию, но когда я искуплю свою вину, то непременно однажды вернусь туда. Итак, вперед в Лондон, где я смогу хоть немного побыть с тобой! Какой радостной будет наша встреча после разлуки!

Я должен сообщить тебе, что мое пребывание в Голливуде — в этом чистилище — было не столь уж небесполезным, и заработанное там состояние, благодаря умелому управлению Фрэнка Халтона, было разумно инвестировано, что обеспечило мне годовой доход, позволяющий не только заниматься благотворительностью, но и с большим удовольствием выполнить определенные моральные обязательства.

Тебе может быть интересно узнать, что я определил своей дочери ренту, способную обеспечить ее будущее. Я также послал подарок мадам Донован, который, надеюсь, она по достоинству оценит. Это восхитительная старинная серебряная статуэтка Девы Марии, подлинный XV век; автор, конечно, не Бенвенуто Челлини, но скульптор, не уступающий ему в мастерстве. Статуэтку я нашел в Нью-Йорке, на Пятьдесят седьмой улице, перед отплытием в Геную. На той же улице я случайно обнаружил изумительную Мэри Кассат — естественно, мать и дитя, — перед которой не смог устоять. Я уже отправил тебе картину, дорогой Алек, и уверен, она тебе понравится. Не забыл я и о миссис Маллен с Джо, которые были так добры ко мне в Дублине. Доброта их была достойно вознаграждена. Вот с каноником Дейли дело обстояло труднее. Я мог бы послать ему «Маунтин Дью», но знаю, что уж чего-чего, а этого добра у него всегда хватает, и потому послал ему вместе с наилучшими пожеланиями великолепно расшитый алтарный покров.

О Господи, как больно вспоминать то блаженное и счастливое время в Килбарраке, которое я по недомыслию отверг! Но я смогу искупить свою вину в трущобах и вонючих переулках Мадраса. Я даже взял у отца Хакетта англо-хиндустанский разговорник.

Но все, Алек, заканчиваю. Я обязательно сообщу тебе телеграммой дату своего приезда, а также как и где мы можем встретиться. Быть может, ты дашь приют счастливому путнику и своему любящему другу.

Сложив это сентиментальное и выспренное послание, столь характерное для Десмонда, я положил его в карман, где уже лежала телеграмма следующего содержания:

ЗАДЕРЖИВАЮСЬ НА ДЕНЬ ИЗ-ЗА ПРИВИВОК ПРОТИВ ЖЕЛТОЙ ЛИХОРАДКИ В ПАРИЖЕ ВСТРЕЧАЙ НА ВОКЗАЛЕ ВИКТОРИЯ ДЛЯ ПОСЛЕДНЕГО ПРОЩАЙ ДЕСМОНД

Поезд уже подходил к платформе, и вот-вот должен был появиться Десмонд. Я встал и покинул зал ожидания.

На перроне мое внимание неожиданно привлекла странная личность в низко надвинутом на лоб черном сомбреро, нечто среднем между головным убором священника и бандита, но ближе к последнему, в широкополом коротком черном пальто, перепоясанном широким кожаным поясом, черных узких брюках до щиколотки и мягких кожаных башмаках. С видом первооткрывателя человек шагал за двумя носильщиками, согнувшимися под тяжестью огромного, обитого медью сундука. Ну конечно же, это был Десмонд. Он уже вошел в новую роль и явно хотел извлечь из нее максимум удовольствия.

Заметив меня, он протянул мне навстречу руки:

— Мой дорогой, дорогой Алек! Какое счастье вновь видеть тебя! Жаль только, что наша встреча будет такой короткой. Ох уж эти проклятые прививки! — Он посмотрел на огромные наручные часы со знаками зодиака, которые, похоже, могли служить также и компасом. — Пошли! У нас еще есть в запасе десять минут! — воскликнул он и, подтолкнув меня в сторону зала ожидания, добавил: — Я заплатил носильщикам, чтобы доставили багаж прямо в вагон.

— А ты ничуть не изменился, Алек. Ни капельки не постарел, — внимательно оглядев меня, произнес Десмонд. — Это, наверное, благодаря твоим ужасным холодным ваннам. А как ты меня находишь?