Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

Люси ждала, и под гнетом тревоги напрягались мышцы ее лица. Гордость не позволяла ей признаться в этой тревоге, и тут она услышала стук в дверь – Питер не засвистел, как обычно. Люси моментально сочла это дурным предзнаменованием и испугалась. Ее сердце быстро забилось. Она неуклюже заспешила в переднюю.

Он выглядел бледным и усталым, левая щека была измазана чернилами. Войдя, он ничего не сказал. Они пошли в кухню.

– Ужин горячий, – сразу сказала она. – Если хочешь, можешь поесть.

Он бросился на кровать, стоявшую в нише, – дивана в комнате, разумеется, не было – и уставился в потолок.

– Хорошо! – немного погодя бросил он.

Это единственное слово, вернее, то, как оно было произнесено, пронизало

Люси бурной радостью. Сохраняя маску спокойствия, в то время как душа у нее ликовала, она начала раскладывать по тарелкам аппетитное жаркое.

– Ну, тебе совсем не интересно, как все прошло? – вдруг спросил он, с наигранным бесстрастием продолжая созерцать лепной карниз. – Почему ты не спрашиваешь, как мои успехи?

Она помолчала, держа на весу его горячую тарелку.

– Значит, ты сдал хорошо? – спокойно поднимая брови, спросила она.

Она лишь делала вид, что ей безразлично. Говоря, она чувствовала, как у нее дрожат колени.

– Написал все на одном дыхании, – быстро ответил он. – Конечно, радоваться еще рано. Но задания мне показались легкими – совершенно легкими. Я успешно справился с математикой, а английский сделал играючи. – По мере того как он говорил, его энтузиазм рос. – Замечательно все получилось. Когда вышел и поговорил с некоторыми парнями, они сказали мне, что написали ужасно.

Она не пошевелилась, но вдруг посмотрела на него сияющими глазами, испытывая прилив мимолетного сочувствия к несчастным матерям тех «парней, которые написали ужасно». У нее перехватило дух от радости и гордости. На миг она лишилась дара речи и стояла не двигаясь, новыми глазами глядя на долговязую фигуру сына. Он лежал на спине, вытянувшись во весь рост. Она с нежностью и жалостью смотрела на его тонкие запястья, торчащие из коротких рукавов, на лоснящиеся локти костюма, на его бледное лицо и на постоянное свидетельство его трудов, пробуждающее в ней самые сильные эмоции, – пятна от чернил на пальцах и щеке.

Теперь, когда Питер достиг желаемого, он буквально затопил ее потоком слов, подробно описывая экзамен. Она внимала торопливому рассказу, размышляя о той жертве, которую мужественно принесла, отправив его в школу в Лафтауне. Она спрашивала себя, каким образом можно наградить его за столь прилежные и длительные занятия. «Да, – думала она, – он отлично поработал». Как сказал однажды брат Алоизий: «Послушному коню кнута не надо». В самом деле, зачем подстегивать такого мальчика, как Питер! Подавая сыну жаркое и уговаривая съесть побольше, она все время думала об этом. Ей хотелось, чтобы Питер порадовался и получил заслуженную награду. Люси была уверена, что он одержал победу.

Глава 18

В следующие несколько дней Питер, лишившись стимула к великим свершениям, пребывал в состоянии апатии. Результаты должны были сообщить почти через месяц, а пока делать было нечего. У него изменилось настроение – он слонялся по дому, сетуя на жару и пыль на городских улицах. Он жаловался на отсутствие друзей, на то, что у него нет даже велосипеда, на котором он мог бы кататься в прохладе пригорода. Разумеется, водить компанию с местными парнями было немыслимо, а купить велосипед Люси не могла – во всяком случае пока, как она говорила. Однажды, возвращаясь вечером с работы, она заметила, как он выходит из бара Демарио, куда вполне оправданно зашел, чтобы утолить жажду холодным напитком. Она встревожилась, замечая, как сын иногда сутулится, и опасаясь, что его здоровье может пострадать из-за отсутствия перемены обстановки.

Потом неожиданно, как снег на голову, пришло письмо. Оно приятно удивило Люси, всегда отрицавшую свою удачу и считавшую, что везение приходит к ней только благодаря собственным стараниям. Ибо это было письмо от Эдварда, в котором она разглядела священнические угрызения совести – хотя таковых там могло и не быть. Он писал, что поначалу надеялся провести с Питером несколько

дней на каникулах, но теперь сожалеет, что это оказалось невозможным. Ему рекомендовали отправиться на Мадейру, чтобы подлечить печень, и вот, в качестве вещественного подтверждения своего сожаления, он прилагает пять фунтов. Как это было похоже на Эдварда! Он не любил, когда у него просили денег, предпочитая в своей особой манере делать неожиданные подарки. Целых пять фунтов! Люси была потрясена, с восторгом ощупывая хрустящую банкноту, – ведь она уже давно, имея дело с потертыми и жирными от грязи медными и серебряными монетами, не держала в руках столь концентрированное воплощение богатства. У нее возникло инстинктивное желание сберечь эти деньги или разумно потратить их на какие-то необходимые предметы обстановки. Питеру в комнату нужен был по меньшей мере ковер, в ее кровати, купленной на распродаже, уже сломалась одна пружина. Но Люси с горячностью отбросила эти мысли. Неожиданно ею овладело безрассудство, своего рода помешательство. И хотя она корила себя за эту слабость, ее подталкивали к этому необычные обстоятельства. Долгий период занятий Питера, его измученный вид, городская суета, подрывающая силы их обоих, отчаянная убежденность в том, что они по справедливости заслуживают отдыха, тот факт, что она как служащая «Х. энд Ш.», несмотря на недавнее вступление в должность, получит в июле десятидневный отпуск, – все это повлияло на решение Люси. Вяло плетясь по грязным раскаленным тротуарам своего района, она мысленно видела голубое колышущееся море, а на его берегу – себя и Питера. По ее собственным словам, на нее «что-то нашло». Они не могут попасть на Мадейру, но почему бы им не устроить себе каникулы? Они их заработали – Питер и она, – и они поедут, пусть даже потратят все до последнего пенни из этих пяти фунтов!

Когда она сообщила сыну новость, у него засияли глаза и распрямились плечи. Он перестал ругать погоду, которая для побережья была идеальной. До конца недели они говорили на морские темы, объездили все вокзалы, изучая цветные рекламные афиши и буклеты с расписанием на предмет стоимости, и в конечном счете решили по совету мисс Тинто посетить Дун. Мисс Тинто знала одну даму с этого курорта, которая сдавала комнаты, – мисс Твиди, за чей характер и чистоплотность она поручилась с категоричной сдержанностью, более демонстративно, чем обычно, поджимая губы.

Спешно отправили письмо мисс Твиди, и вскоре та ответила, что не против принять миссис Мур и ее сына за пустяковую плату – тридцать пять шиллингов в неделю; ванна, освещение спален, вакса, ранний ужин с чаем и пользование кухонной плитой оплачивались отдельно. Итак, это было решено. В городе стоял палящий зной, раскаленные тротуары жгли подошвы, а отвратительные запахи трущоб, где Люси проводила каждый день, становились нестерпимыми, однако восторженное ожидание каникул превращало это в сущую мелочь. Люси методично готовилась к отъезду. Накануне она уложила вещи в чемодан Питера и в ответ на его ироничное замечание по поводу их «медового месяца» выдала неожиданно остроумную реплику. Более того, с предусмотрительностью бригадира она договорилась с мужем миссис Коллинз, который опять оказался без работы и был рад получить шесть пенсов, что он доставит их багаж на вокзал, а они подъедут на трамвае, тем самым сэкономив чистых два шиллинга.

Это необычное утро началось прекрасно. Миссис Финч неожиданно появилась на площадке и, покраснев, пообещала, что будет совершенно безвозмездно присматривать за их квартирой. «Как мило с ее стороны», – снисходительно подумала Люси. Они пошли по улице. На углу они сели в трамвай такого знакомого цвета – но с совершенно незнакомыми чувствами. Люси никак не могла признать, что это то же самое транспортное средство, на котором она тряслась по пути до Уайт-стрит. Нет, сегодня его обшарпанные бока сияли радостным ярко-красным цветом, и даже пуговицы на форме кондуктора сверкали, точно алмазы.