Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

Когда дверь за ними закрылась, он с минуту постоял в нерешительности, затем взял стул и присел к столу. Незнакомец – этот Риз Мэтри, его отец, – продолжал есть, низко пригнувшись к тарелке, проталкивая пищу в рот быстрыми движениями большого пальца и время от времени вопросительно и озадаченно поглядывая на Пола. Одни только глаза и жили на этом лишенном выражения лице. Пол не выдержал. В отчаянии, сбивчиво, с трудом выдавливая из себя слова, он заговорил:

– Я и сказать вам не могу, как я рад… увидеть вас, отец. Это такое счастье! Конечно, после стольких лет… нам обоим трудновато. Вы, наверное, чувствуете себя так же скованно, как и я. Нам столько нужно сказать

друг другу, что я просто не знаю, с чего начать. А сколько еще предстоит сделать! Прежде всего, необходимо купить вам приличную одежду. Когда вы покончите с завтраком… мы отправимся по магазинам. – Пол умолк, чувствуя, что говорит что-то не то. И когда его собеседник откликнулся, он даже вздрогнул от неожиданности и облегчения.

– А деньжата у тебя есть?

Хотя Пола, как ножом, резанула прямолинейность вопроса, он ответил:

– На первое время хватит.

– Мне ни гроша не удалось вытянуть из этого Данна. – И, как бы размышляя вслух, он добавил: – Но ничего, я свое получу. Я заставлю их за все со мной расплатиться. – Голос у него был грубый и хриплый, словно заржавевшая труба, но куда страшнее были горечь и темная, мрачная злоба, звучавшая в нем; Пол почувствовал, как у него еще сильнее забилось сердце. – У тебя нет сигареты?

– К сожалению, нет. – Пол покачал головой. – Я бросил курить.

Мэтри испытующе поглядел на сына из-под нависших бровей, придававших его лицу сходство с маской; казалось, он хотел удостовериться, что тот говорит правду. Затем нехотя достал из кармана пачку сигарет, и Пол сразу признал в них те, которые обычно курил Данн. Вытащив одну из них, Мэтри вдруг пригнулся, словно намереваясь укрыться от посторонних глаз, и закурил. Он быстро курил, пряча сигарету в кулаке, глубоко втягивая дым. Глядя на это насупившееся, напряженное лицо, Пол впервые с ужасом заметил его каменную неподвижность. Особенно неприятным был рот под длинной, плохо выбритой верхней губой – тонкий как лезвие. Ни слова не говоря, Мэтри вдруг потушил сигарету и сунул окурок в карман.

– Который теперь час?

Пол посмотрел на свои серебряные часы и почувствовал, как тот, другой, впился в них алчным взглядом. Чувства не обманули его, ибо почти тотчас Мэтри заметил:

– А у меня вот нет часов.

Пол немедленно отстегнул цепочку и вручил часы Мэтри:

– Можете пользоваться моими. Пока не купите себе что-нибудь получше.

Ни слова благодарности. Мэтри взвесил на руке часы, раз, другой, затем быстрым, вороватым движением сунул их во внутренний карман.

В эту минуту раздался стук в дверь и вошла горничная, чтобы убрать со стола.

Пол встал. Он понимал, чем объясняется такое поведение отца, и тем не менее на душе у него было тяжело. Еле слышно он предложил:

– Пойдемте… Надо вам кое-что купить.

– Правильно, – сказал Мэтри. – Мне охота принарядиться.

Они вышли на улицу, залитую ярким весенним солнцем, взяли такси и отправились на Леонард-сквер в «Дронс» – один из крупнейших в городе магазинов готового платья. Если Пол надеялся, что поездка может разрядить атмосферу, то его ждало горькое разочарование. По мере того как шли часы, положение становилось все кошмарнее. Прохожие оборачивались на небритого, неопрятного человека – его отца. В магазине грубость Мэтри чуть не довела до слез обслуживавшую их молодую продавщицу. Но хуже всего был дух злобного противоречия, с каким Мэтри выбирал самые нелепые вещи. Он непременно решил купить себе клетчатый костюм, подходящий разве что совсем молодому человеку; рубашку выбрал яркую, из искусственного шелка, галстук – пронзительно-желтый, ботинки –

коричневые, остроносые. Добрый час он провел в ювелирном отделе, привлеченный ярко блестевшими под стеклом украшениями, и только после того как Пол купил ему кольцо с печаткой, согласился оттуда уйти.

Вернулись они в «Виндзор» около шести часов, и Пол, усталый, вконец павший духом, опустился в гостиной в первое попавшееся кресло, Мэтри же, забрав покупки, которые он ревниво не выпускал из рук, направился в спальню. Он отсутствовал минут двадцать. Когда же он появился – на нем было все новое: костюм, часы с цепочкой, кольцо с печаткой, лицо его дышало неприкрытым самодовольством.

– Как видишь, я еще не конченый человек! – воскликнул он. – Им со мной не удалось разделаться. Эх, если бы эти свиньи видели меня сейчас, особенно Хикс. Ну пошли: кутнем как следует, сходим в театр.

– Но мы ведь только что вернулись, – поспешно возразил Пол. – И ужинать сегодня будем здесь.

Мэтри посмотрел на него, и сухая, как пергамент, кожа на его лбу пошла складками.

– Надо чего-нибудь выпить.

– Конечно выпьем, – согласился Пол. – Что вы хотите?

– Виски.

Мэтри растянулся на диване и развернул вечернюю газету, которую заставил Пола купить, когда они возвращались в гостиницу.

– Тут должна быть моя фотография. Они ведь снимали меня. Я заставлю их за все, что они напечатают, мне заплатить.

Он нажал кнопку звонка, и через несколько минут появилась горничная – та самая, которая раньше убирала со стола. Пока Пол заказывал ужин и бутылку виски, Мэтри, развалясь в новом костюме на диване, поверх газеты разглядывал горничную. Девушка была высокая, с грубоватым, скуластым лицом, и такое внимание со стороны человека, о котором все сейчас говорили, заставило ее покраснеть и смущенно хихикнуть.

– А она знает, кто я такой! – хвастливо заявил Мэтри, как только девушка вышла.

Когда принесли ужин, Пол почти не притронулся к нему. Мэтри же, наоборот, ел жадно. Покончив с едой, он откупорил бутылку виски и, перейдя через комнату, уселся в кресло с высокой спинкой, стоявшее у стены. Он сидел выпрямившись, в полном молчании, глядя куда-то в пустоту невидящим, постепенно стекленевшим, жутким взглядом. Время от времени он плескал виски в стакан и губы его шевелились, словно он разговаривал сам с собой. Казалось, он совсем забыл про Пола и, когда горничная вошла, чтобы убрать скатерть, к явному ее разочарованию, не обратил внимания даже на нее.

Молчание становилось все томительнее, и Пол в страхе смотрел на грузную, мрачную фигуру отца. Неужели это тот самый человек, который был таким мягким и элегантным, когда, держа сына за руку, ходил с ним в Джесмонд-Дин, где они пускали по пруду кораблики, который так старался доставить ему удовольствие – рисовал и вырезал разные фигурки, а в конце недели всегда приносил какую-нибудь забавную игрушку, неужели это тот самый человек, все действия которого некогда были пронизаны любовью и лаской! Сколько он, должно быть, претерпел, чтобы так опуститься!

И когда Пол начал перебирать в уме все, через что прошел за эти пятнадцать лет его отец: заключение в крошечной камере, арестантская одежда и отвратительная еда, железная решетка на окнах, долгие часы одиночества в кромешной тьме, крики и стенания страдальцев, неослабный надзор тюремщиков, бесконечная, изнурительная работа зимой и летом, в снегу и под палящим солнцем, безрадостные дни и бесконечные ночи – в груди его затеплилась искорка жалости. Но неумолимая действительность – вид застывшей фигуры на другом конце комнаты – тотчас загасила эту искру.