Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

Генри ответил не сразу. Он молча поглядывал то на одного, то на другого, пока Смит не проникся уверенностью, что Пейдж решил согласиться. И тут Генри сдержанно сказал:

– К вам, господа, у меня нет никаких претензий. Вы ведь просто исполняете свои обязанности. Но все же… вы должны понимать, что происходит с нашей прессой. Несколько мощных групп, жаждущих любой ценой расширить сферу своего влияния, стремятся поглотить нужные им газеты с малоблагородной целью увеличить свой сбыт и одержать верх в современной бешеной борьбе за существование. – Смит попытался перебить его, но Генри продолжал: – И вы, и я знаем, что пресса – огромная сила, которую можно превратить в орудие и добра, и зла. Могущество ее трудно переоценить.

Она может создать и уничтожить репутацию, создать и уничтожить правительство, она может даже – сохрани нас от этого Бог! – развязать войну. И то, что иные газеты, которые читаются по всей Англии, пускают в ход эту силу для достижения недостойных целей, ни перед чем не останавливаясь, не чувствуя никакой ответственности, составляет сегодня несчастье нашей страны, а завтра может привести к ее гибели.

Пока Пейдж говорил, Най начал проявлять все большее нетерпение. Зная, что коммерческие переговоры – дело Смита, и не сомневаясь, что сначала Пейдж непременно откажется, он до сих пор безучастно молчал, развалившись на стуле, и, втянув голову в поднятый воротник, рассеянно смотрел перед собой. Но теперь он неожиданно вмешался:

– А ваша лилейно-непорочная газетка, по-вашему, будет, конечно, к этой гибели непричастна?

– Да, – серьезно ответил Пейдж. – В своих малых масштабах она следует примеру тех великих газет, которые остаются верны своим принципам, тех газет, которые стараются повышать культуру читателей и прилагают все усилия к тому, чтобы воспитывать граждан с широким кругозором, а не невежественных дикарей, вскормленных на смеси нездоровой эротики, низкопробной сенсации и скандальных сплетен.

– Ах, так вам не нравится эротика?

– Конечно, когда мне изо дня в день навязывают ее в бюстгальтере и купальных трусиках.

– Ну-ну, господа, – поспешно вмешался Смит, пытаясь пролить масло на бушующие воды. – К чему этот спор?

Однако Най уже закусил удила.

– Позвольте сообщить вам, – сказал он ядовито, – поскольку в вашем высоконравственном захолустье это как будто еще не известно, что некоторым из наших сограждан нравится рассматривать молоденькую шлюшку в купальном костюме, им нравится представлять себе, что ночью они спят с ней, а не со своей жирной старухой. Секс и деньги – вот ради чего живет человечество. Зачем же закрывать на это глаза? Вам ли не знать, как расходится газета, если в ней описывается пикантное прелюбодеяние? Так дайте же им то, чего они хотят. Как вы думаете, что нужно рабочему, когда он в шесть часов утра пьет чай, а на улице туман? Уж никак не сладенькие проповеди, которыми вы его пичкаете, а острая приправа, которую он находит у нас в «Утренней газете»!

– О да! И вы поднимаете его тонус тремя окровавленными трупами, как в прошлый понедельник. – Пейдж побледнел, на шее у него дергалась жилка, но он по-прежнему не терял хладнокровной сдержанности; взяв со стола несколько газетных вырезок, он продолжил: – Вы почтили своим вниманием дела моей газеты. Я, со своей стороны, за последние четыре дня собрал несколько выдержек из вашей. Вот кое-какие заголовки: «НАГИЕ МОНМАРТРСКИЕ НАТУРЩИЦЫ ЗАМАНИВАЮТ ОДИНОКИХ ТУРИСТОВ», «СТЫДЛИВАЯ НОВОБРАЧНАЯ ИЗОБЛИЧЕНА В ДВОЕМУЖЕСТВЕ», «ШИКАРНЫЕ ТЕДДИ-БОЙЗ ПРИСТРАСТИЛИСЬ К ДУХАМ», «ТАНЦОВЩИЦА-НУДИСТКА ПОСТРИГАЕТСЯ В МОНАСТЫРЬ», «ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНЯЯ СТАРУХА РОДИЛА ДВОЙНЮ», «ИЗНАСИЛОВАННАЯ СИДЕЛКА НЕ МОЖЕТ ОБЪЯСНИТЬ ОТСУТСТВИЕ СИНЯКОВ», «ПРЕСТУПЛЕНИЯ СУМАСШЕДШЕГО САДИСТА», «БЕЛЫЕ РАБЫНИ ИЗ ГАРЕМА», «ШПИОНКА-БЛОНДИНКА, СОБЛАЗНИВШАЯ КОРОЛЯ», «СТАРАЯ ДЕВА УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ЕЕ ДОЧЬ ЗАЧАТА НЕПОРОЧНО», «У МЕНЯ НЕ БЫЛО НИ ОДНОГО ЛЮБОВНИКА, ГОВОРИТ МИСС ТОМПКИНС», «ЖЕНАТЫЙ МУЖЧИНА СТАНОВИТСЯ ЖЕНЩИНОЙ». Я не стану продолжать перечень вашей вредоносной мерзости, а просто скажу вам, что даже если бы я был на краю гибели, то и тогда не продал бы «Северный свет» вашей фирме.

– Послушайте, мистер

Пейдж, – Смит от волнения сполз на самый кончик стула: все, казалось, шло не так, – не надо торопиться. Обдумайте наше предложение хорошенько, ответьте через несколько дней.

– Мое решение бесповоротно.

– В таком случае, – сказал Най, – нам придется показать вам, что такое настоящая конкуренция. И поверьте, мы дадим вам жару.

– Боюсь, вы делаете серьезную ошибку, мистер Пейдж. – Смит посмотрел на Ная с запоздалым желанием остановить его. – Мы твердо решили обосноваться здесь с помощью самых законных и честных методов. Мы предлагаем самую высокую цену за вашу газету. Вы отказываетесь. Таким образом вы вынуждаете нас начать издание новой газеты. Мы живем в свободной стране. Согласитесь, что мы имеем право конкурировать с вами.

– Вы имеете на это право, – очень медленно произнес Генри, – но вы потерпите неудачу. Во-первых, наш город слишком мал для двух газет. А во-вторых, «Северный свет» пустил здесь такие крепкие корни, что никому не удастся его вытеснить. Неужели вы не понимаете, что наша газета была основана в тысяча семьсот шестьдесят девятом году Дэниэлом Пейджем, человеком, который вместе с Уилксом боролся за свободу печати и за право публиковать парламентские отчеты… и что Джеймс Пейдж, мой прадед, возглавлял борьбу против незаконного налога на газеты – налога на знание, как он его назвал, – и был за это привлечен к суду? Нет-нет, у вас ничего не выйдет. Не стоит и пытаться.

– Поживем – увидим, – заявил Най. – Хотите пари? Ставлю два против одного, что через полтора года вы вылетите в трубу.

– Я не держу пари. И вам не удастся меня запугать. С новой газетой у вас ничего не получится.

– Вот тут вы ошибаетесь, мистер Пейдж, как ни жаль мне вас разочаровывать, – сказал Смит. – У нас есть свои методы, о которых, боюсь, вы не имеете ни малейшего представления. Измените свое решение, умоляю вас.

– Нет. – Генри решительно покачал головой.

Наступило молчание. Смит шумно вздохнул и встал:

– Ну, сэр, как ни печально, мы не смогли прийти к дружескому соглашению и предотвратить неизбежный теперь конфликт. Это огорчает меня тем более глубоко, что, хотя наша встреча и была столь короткой, я, если вы разрешите мне так выразиться, проникся к вам искренней симпатией и уважением. И я обещаю вам одно: мы будем вести борьбу честную и открытую. Позвольте же мне пожать вам руку.

Смит протянул руку и, когда Пейдж подал ему свою, крепко потряс ее. Най, разумеется, обошелся без этого вежливого жеста. Он закурил сигарету, бросил обгоревшую спичку в корзину для бумаг и первым вышел из кабинета. Усаживаясь со Смитом в машину, он сдержанно выругался:

– Я же говорил вам, что он откажется.

– Вы ничем мне не помогли! – окрысился на него Смит. – И только зря его раздразнили.

– Он все равно уперся бы. Такой упрямый старый дурак ни за что не сдастся – и сантименты не позволят, и самолюбие. Нам придется его сломать. Сюсюкающий ханжа, служитель общества! Как вам понравилась эта дыра? Прямо какой-то каменный век. Ни единого подъемника на всю лавочку. А заметили старушенцию на заднем плане? Просто дух мамаши Гамлета. И бородатые предки по стенам… и побуревшая литография «Открытие Манчестерского судоходного канала, 1894 год» над столом…

Смит перестал слушать. Ему надо было подумать о многом. Он, естественно, испытывал глубокое разочарование – вместо быстрого завершения дела им предстояли теперь многие месяцы напряженной и ответственной работы, – но нисколько не пал духом. Зато у него будет больше возможностей показать Сомервиллу, чего он стоит. Как только они вернулись в отель, он позвонил в главную редакцию и доложил о результатах мистеру Грили, своему непосредственному начальнику. После долгого разговора, получив новое подтверждение прежних инструкций, он сообщил Наю: