Избранные сочинения в шести томах. Том 1-й
Шрифт:
Глава XXVI И каменная грудь ее без стона На каменное ложе возлегла; Здесь спал слуга бесстрастного закона, Восстановитель и добра и зла, И счет долгам рука его вела — Тот счет, где жизнь и смерть стояли рядом, Тот счет, которого коснувшись взглядом, Забилась в ужасе она, как перед адом. Джайлс Флетчер1 — Мы поступили легкомысленно, Змей. Да, Джудит, мы поступили очень легкомысленно, убив живое существо из пустого тщеславия! — воскликнул Зверобой, когда де¬ лавар поднял за крылья огромную птицу, глядевшую на врагов в упор своим тускнеющим взглядом тем взгля¬ дом, которым беспомощные жертвы всегда смотрят на своих убийц. Это больше пристало двум мальчишкам, чем двум воинам, идущим по тропе войны, хотя бы и пер¬ вый раз в жизни. Горе мне! Ну что же, в наказание я по¬ кину вас немедленно, и когда останусь один на один с кро¬ вожадными мингами, то, вероятнее всего, мне придется вспомнить, что жизнь сладка даже зверям, бродящим по лесу, и птицам, летающим в воздухе... Подите сюда, Джу¬ дит! Вот «оленебой». Возьмите его обратно и сохраните для рук, более достойных владеть таким оружием. Я не знаю рук более достойных, чем ваши, Зверо¬ бой, — ответила девушка поспешно. — Никто, кроме вас, не должен прикасаться к этому оружию. — Если речь идет о моей ловкости, вы, быть может, и правы, девушка, но мы должны не только уметь пользо¬ ваться огнестрельным оружием, но и знать, когда можно пускать его в ход. Очевидно, последнему я еще не научил¬ ся, поэтому возьмите ружье. Вид умирающего и стражду¬ щего создания, хотя это только птица, внушает спаситель¬ ные мысли человеку, который почти уверен, что его послед¬ ний час наступит до заката солнца. Я бы пожертвовал всеми утехами тщеславия, всеми радостями, которые мне доставляют моя рука и глаз, если бы этот бедный орел мог снова очутиться в гнезде со своими птенцами. 1 Перевод Л. Рубинштейна. 410
Слушатели были поражены порывом внезапного рас¬ каяния, охватившим охотника, и вдобавок раскаяния
чувства, мы должны расстаться. Я часто думал, что бывают минуты, когда слова, сказанные нами, остаются в памяти у людей прочнее, чем обычно, и когда данный нами совет запоминается лучше именно потому, что тот, кто говорит, вряд ли сможет заговорить снова. Никто не знает, что мо¬ жет случиться, и, следовательно, когда друзья расстаются с мыслью, чтсг разлука продлится, чего доброго, очень дол¬ го, не мешает сказать несколько ласковых слов на проща¬ ние. Я прошу вас всех уйти в ковчег и возвращаться отту¬ да по очереди; я поговорю с каждым отдельно и, что еще важнее, послушаю, что каждый из вас хочет сказать мне, потому что плох тот советник, который сам не слушает чу¬ жих советов. Лишь только было высказано это пожелание, индейцы немедленно удалились, оставив обеих сестер возле молодо¬ го человека. Вопросительный взгляд Зверобоя заставил Джудит дать объяснение. — С Хетти вы можете поговорить, когда будете плыть к берегу, — сказала она быстро. — Я хочу, чтобы она со¬ провождала вас. — Разумно ли это, Джудит? Правда, при обыкновен¬ ных обстоятельствах слабоумие служит защитой среди краснокожих, но, когда те разъярятся и станут помыш¬ лять только о мести, трудно сказать, что может случиться. Кроме того... — Что вы хотите сказать, Зверобой? — спросила Джу¬ дит таким мягким голосом, что в нем чувствовалась почти нежность, хотя она старалась изо всех сил обуздать свое волнение. — Да просто то, что бывают такие зрелища, при кото¬ рых лучше не присутствовать даже людям, столь мало одаренным рассудком и памятью, как наша Хетти. Поэто¬ му, Джудит, лучше позвольте мне отплыть одному, а сест¬ ру оставьте дома. — Не бойтесь за меня, Зверобой, — вмешалась Хетти, понявшая общий смысл разговора. — Говорят, я слабоум¬ ная, а это позволяет мне ходить повсюду, тем более что я всегда ношу с собой библию... Просто удивительно, Джу¬ дит, как самые разные люди — трапперы, охотники, крас¬ нокожие, белые, минги и делавары — боятся библии! — Я думаю, у тебя нет никаких оснований опасаться чего-нибудь худого, Хетти, — ответила сестра, *— и потому 412
настаиваю, чтобы ты отправилась в гуронский лагерь вме¬ сте с нашим другом. Тебе от этого не будет никакого вреда, а Зверобою может принести большую пользу. — Теперь не время спорить, Джудит, а потому дейст¬ вуйте по-своему, — ответил молодой человек. — Приго¬ товьтесь, Хетти, и садитесь в пирогу, потому что я хочу сказать вашей сестре несколько слов на прощание. Джудит и ее собеседник сидели молча, пока Хетти не оставила их одних, после чего Зверобой возобновил раз¬ говор спокойно и деловито, как будто он был прерван ка¬ ким-то заурядным обстоятельством. — Слова, сказанные при разлуке, и притом, быть мо¬ жет, последние слова, которые удается услышать из ^уст друга, не скоро забываются, — повторил он, — и потому, Джудит, я хочу поговорить с вами, как брат, поскольку я недостаточно стар, чтобы быть вашим отцом. Во-первых, я хочу предостеречь вас от ваших врагов, из которых двое, можно сказать, следуют за вами по пятам и подкараули¬ вают вас на всех дорогах. Первый из этих врагов — не¬ обычайная красота, которая так же опасна для некоторых молодых женщин, как целое племя мингов, и требует величайшей бдительности. Да, не восхищения и не похва¬ лы, а недоверия и отпора. Красоте можно дать отпор и даже перехитрить ее. Для этого вам надо лишь вспомнить, что она тает, как снег, и когда однажды исчезает, то уж никогда не возвращается вновь. Времена года сменяются одно дру¬ гим, Джудит, и, если у нас бывает зима с ураганами и мо¬ розами и весна с утренними холодами и голыми деревья¬ ми, зато бывает и лето с ярким солнцем и безоблачным небом, и осень с ее плодами и лесами, одетыми в такой праздничный наряд, какого ни одна городская франтиха не найдет во всех лавках Америки. Земля никогда не пере¬ стает вращаться, и приятное сменяет собой неприятное. Но ипое дело — красота. Она дается только в юности и на короткое время, и поэтому надо пользоваться ею разумно, а не злоупотреблять ею. И так как я никогда не встречал другой молодой женщины, которую природа так щедро одарила красотой, то я предупреждаю вас, быть может, в мои предсмертные минуты: берегитесь этого врага! Джудит было так приятно слушать это откровенное признание ее чар, что она многое могла бы простить чело¬ веку, сказавшему подобные слова, кто бы он ни был. 413
Да и сейчас, когда она находилась под влиянием гораздо более высоких чувств, Зверобою вообще нелегко было бы обидеть ее; поэтому она терпеливо выслушала ту часть речи, которая неделю назад возбудила бы ее негодование. — Я понимаю, что вы хотите сказать, Зверобой, — от¬ ветила девушка с покорностью и смирением, несколько удивившими охотника, — и надеюсь извлечь пользу из ва¬ ших советов. Но вы назвали только одного врага, которого я должна бояться; кто же второй враг? — Второй враг отступает перед вашим умом и способ¬ ностью здраво рассуждать, Джудит, и я вижу, что он не так опасен, как я раньше предполагал. Однако раз уж я заго¬ ворил об этом, то лучше честно договорить 'все до конца. Первый враг, которого надо опасаться, Джудит, как я уже сказал, — ваша необычайная красота, а второй враг — то, что вы прекрасно знаете, что вы красивы. Если первое вы¬ зывает тревогу, то второе еще более опасно. Трудно сказать, как долго продолжал бы в простоте ду¬ шевной разглагольствовать в том же духе ничего не подо¬ зревавший охотник, если бы его слушательница не зали¬ лась внезапными слезами, отдавшись чувству, которое прорвалось на волю с тем большей силой, чем упорней она его подавляла. Ее рыдания были так страстны и неудер¬ жимы, что Зверобой немного испугался и очень огорчился, увидав, что слова его подействовали гораздо сильнее, чем он ожидал. Даже люди суровые и властные обычно смяг¬ чаются, видя внешние признаки печали, но Зверобою с его характером не нужно было таких доказательств сердечно¬ го волнения, чтобы искренне пожалеть девушку. Он вско¬ чил, как ужаленный, и голос матери, утешающей своего ре¬ бенка, вряд ли мог звучать ласковей, чем те слова, которыми он выразил свое сожаление в том, что зашел так далеко. — Я хотел вам добра, Джудит, — сказал он, — и со¬ всем не намеревался так вас обидеть. Вижу, что я хватил через край. Да, хватил через край и умоляю вас простить меня. Дружба — странная вещь. Иногда она укоряет за то, что мы сделали слишком мало, а иногда бранит самыми резкими словами за то, что мы сделали слишком много. Однако, признаюсь, я пересолил, и так как я по-настояще- му и от всей души уважаю вас, то рад сказать это, потому что вы гораздо лучше, чем я вообразил в своем тщеславии и самомнении. 414
Джудит отвела руки от лица, слезы ее высохли, и она поглядела на собеседника с такой сияющей улыбкой, что молодой человек на один миг совершенно онемел от вос¬ хищения.: Перестаньте, Зверобой! = поспешно сказала она.1—* Мне больно слышать, как вы укоряете себя. Я больше со¬ знаю мои слабости теперь, когда вижу, что и вы их заме¬ тили. Как ни горек этот урок, он не скоро будет забыт. Мы не станем говорить больше об этом, чтобы делавар, или Уа-та-Уа, или даже Хетти не заметили моей слабости. Прощайте, Зверобой, пусть бог благословит и хранит вас, как того заслуживает ваше честное сердце.; Теперь Джудит совершенно овладела собой.: Молодой человек позволил ей действовать,
обходиться как с могиканским вождем. Вероятно, в вашей хижине случатся и пасмурные дни, потому что такие дни бывают у всех народов и при любых обычаях; но, держа окна сердца раскрытыми настежь, ты всегда оставишь до¬ статочно простора, чтобы туда мог проникнуть солнечный луч. Ты происходишь из знатного рода, и Чингачгук — тоже. Не думаю, чтобы ты или он позабыли об этом и опо¬ зорили ваших предков. Тем не менее любовь — нежное растение; и никогда не живет долго, если его орошают сле¬ зами. Пусть лучше земля вокруг вашего супружеского сча¬ стья увлажняется росой нежности. — Мой бледнолицый брат очень мудр; Уа сохранит в памяти все, что его мудрость возвестила ей. — Это очень разумно, Уа-та-Уа. Слушать хорошие со¬ веты и запоминать их — вот самая надежная защита для женщины. А теперь попроси Змея прийти и поговорить со мной. Я буду вспоминать тебя и твоего будущего мужа, что бы ни случилось со мной, и всегда буду желать вам обоим всех благ и в этом и в будущем мире. Уа-та-Уа не пролила ни единой слезинки на прощание, но в её черных глазах отражалось пылавшее в груди чув¬ ство, и красивое лицо было озарено выражением решимо¬ сти, представлявшим резкий контраст с ее обычной кро¬ тостью. Минуту спустя делавар приблизился к своему другу легкой и бесшумной поступью индейца. — Поди сюда, Змей, вот сюда, немного подальше, что¬ бы нас не могли видеть женщины, — начал Зверобой, — я хочу сказать тебе кое-что, чего никто не должен подозре¬ вать, а тем более подслушать. Ты хорошо знаешь, что та¬ кое отпуск и кто такие минги, чтобы сомневаться или пи¬ тать ложные надежды на счет того, что, по всем вероятиям, произойдет, когда я вернусь обратно в их лагерь. Итак, не¬ скольких слов будет достаточно... Во-первых, вождь, я хочу сказать тебе об Уа-та-Уа. Я знаю, что, по обычаям вашего народа, женщины должны работать, а мужчины охотиться, но во всем надо знать меру. Впрочем, что касается охоты, то я не вижу оснований, по которым здесь следовало бы ставить какие-нибудь границы, но Уа-та-Уа принадлежит к слишком хорошему роду, чтобы трудиться без передыш¬ ки. Люди с вашим достатком и положением никогда не будут нуждаться в хлебе, картофеле или других овощах, 416
которые рождаются на полях. Поэтому, надеюсь, твоей же¬ не никогда не придется брать в руки лопату. Ты знаешь, я не совсем нищий, и все, чем владею, будь то припасы, шку¬ ры, оружие или материи, — все это дарю Уа-та-Уа, если не вернусь за своим добром в конце лета. Пусть это будет при¬ даным для девушки. Думаю, нет нужды говорить тебе, что ты обязан любить молодую жену, потому что ты уже лю¬ бишь ее, а кого человек любит, того он, по всей вероятно¬ сти, будет и ценить. Все же не мешает напомнить, что ла¬ сковые слова никогда не обижают, а горькие обижают сплошь да рядом. Я знаю, ты мужчина, Змей, и потому охотнее говоришь у костра совета, чем у домашнего очага, но все мы иногда бываем склонны немножко забыться, а ласковое обхождение и ласковое слово всего лучше помо¬ гают нам поддерживать мир в хижине, так же как на охоте. — Мои ущи открыты, — произнес делавар степенно. — Слова моего брата проникли так далеко, что никогда не смогут вывалиться обратно. Они подобны кольцам, у кото¬ рых нет ни конца, ни начала. Говори дальше: песня ко¬ ролька и голос друга никогда не наскучат. — Я скажу еще кое-что, вождь, но ради старой друж¬ бы ты извинишь меня, если я теперь поговорю о себе самом. Если дело обернется плохо, то от меня, по всем вероятиям, останется только кучка пепла, поэтому не будет особой нужды в могиле, разве только из пустого тщеславия. На этот счет я не слишком привередлив, хотя все-таки надо будет осмотреть остатки костра, и если там окажутся ко¬ сти, то приличнее будет собрать и похоронить их, чтобы волки не глодали их и не выли над ними. В конце концов, разница тут невелика, но люди придают значение таким вещам... — Все будет сделано, как говорит мой брат, — важно ответил индеец. — Если душа его полна, пусть он облег¬ чит ее на груди друга. — Спасибо, Змей, на душе у меня довольно легко. Да, сравнительно легко. Правда, я не могу отделаться от неко¬ торых мыслей, но это не беда. Есть, впрочем, одна вещь, вождь, которая кажется мне неразумной и неестественной, хотя миссионеры говорят, что это правда, а моя религия и цвет кожи обязывают меня верить им. Они говорят, что индеец может мучить и истязать тело врага в полное свое удовольствие, сдирать с него скальп, и резать его, и рвать 417
на куски, и жечь, пока ничего не останется, кроме пепла, который будет развеян на все четыре стороны; и, однакоу когда зазвучит труба, человек воскреснет снова во плоти и станет таким же, по крайней мере по внешности, если не по своим чувствам, каким он был прежде, — Миссионеры ^ хорошие люди, они желают нам доб¬ ра, — ответил делавар вежливо, ^ но они плохие знахари* Они верят всему, что говорят, Зверобой, но это еще не зна¬ чит, что воины и ораторы должны открывать свои уши. Когда Чингачгук увидит отца Таменунда, стоящего перед ним со скальпом на голове и в боевой раскраске, тогда он поверит словам миссионера, — Увидеть — значит поверить, это несомненно. Горе мне! Кое-кто из нас может увидеть все это гораздо скорее, чем мы ожидаем. Я понимаю, почему ты говоришь об отце Таменунда, Змей, и это очень тонкая мысль, Таменунд — старик, ему исполнилось восемьдесят лет, никак не мень¬ ше, а его отца подвергли пыткам, скальпировали и сожгли, когда нынешний пророк был еще юнцом. Да, если бы это можно было увидеть своими глазами, тогда действительно было бы нетрудно поверить всему, что говорят нам мис¬ сионеры. Однако я не решаюсь спорить против этого мне¬ ния, ибо ты должен знать, Змей, что христианство учит нас верить, не видя, а человек всегда должен придержи¬ ваться своей религии и ее учения, каковы бы они ни были. —* Это довольно странно со стороны такого умного на¬ рода, как белые, — сказал делавар выразительно. *=- Крас¬ нокожий глядит на все очень внимательно, чтобы сперва увидеть, а потом понять. ь- Да, это звучит убедительно и льстит человеческой гордости, но это не так глубоко, как кажется на первый взгляд. Однако из всего христианского учения, Змей, все¬ го больше смущает и огорчает меня то, что бледнолицые должны отправиться на одно небо, а краснокожие — на другое. Таким образом, те, кто жили вместе и любили друг друга, должны будут разлучиться после смерти. —« Неужели миссионеры действительно учат этому сво¬ их белых братьев? — спросил индеец с величайшей серьез¬ ностью. — Делавары думают, что добрые люди и храбрые воины все вместе будут охотиться в чудесных лесах, к ка¬ кому бы племени они ни принадлежали, тогда как дурные 418
индейцы и трусы должны будут пресмыкаться с собаками и волками, чтобы добывать дичину для своих очагов. Удивительно, право, как люди по-разному пред¬ ставляют себе блаженство и муку после смерти! — вос¬ кликнул охотник, отдаваясь течению своих мыслей. — Одни верят в неугасимое пламя, а другие думают, что грешникам придется искать себе пищу с волками и собака¬ ми, Но я не могу больше говорить обо всем этом: Хетти уже сидит в пироге и мой отпуск кончается. Горе мне! Ладно, делавар, вот моя рука. Ты знаешь, что это рука друга, и пожмешь ее как друг, хотя она и не сделала тебе даже половины того добра, которого я тебе желаю. Индеец взял протянутую руку и горячо ответил на по¬ жатие. Затем, вернувшись к своей обычной невозмутимо¬ сти, которую многие принимали за врожденное равноду¬ шие, он снова овладел собой, чтобы расстаться с другом с подобающим достоинством. Зверобой, впрочем, держал себя более естественно и не побоялся бы дать полную во¬ лю своим чувствам, если бы не его недавний разговор с Джудит. Он был слишком скромен, чтобы догадаться об истин¬ ных чувствах красивой девушки, но в то же время слиш¬ ком наблюдателен, чтобы не заметить, какая борьба совер¬ шалась в ее груди. Ему было ясно, что с ней творится что- то необычайное, и с деликатностью, которая сделала бы честь человеку более утонченному, он решил избегать все¬ го, что могло бы повлечь за собой разоблачение этой тай¬ ны, о чем впоследствии могла пожалеть сама девушка. Итак, он решил тут же пуститься в путь. ^ Спаси тебя бог, Змей, спаси тебя бог! — крикнул охотник, когда пирога отчалила от края платформы. Чингачгук помахал рукой. Потом, закутавшись с голо¬ вой в легкое одеяло, которое он носил обычно на плечах, словно римлянин тогу, он медленно удалился внутрь ков¬ чега, желая предаться наедине своей скорби и одиноким думам. Зверобой не вымолвил больше ни слова, пока пирога не достигла половины пути между «замком» и берегом. Тут он внезапно перестал грести, потому что в ушах его про¬ звучал кроткий, музыкальный голос Хетти. Почему вы возвращаетесь к гуронам, Зверобой? — спросила девушка. Говорят, я слабоумная и таких онп 419