Избранные сочинения. 1. Ошибка живых
Шрифт:
5-Й ГОСТЬ
Господи! Я покосился на часы: они косились на меня!.. Что будет?!
6-Й ГОСТЬ
Ничего страшного: разрубят пополам, как час.
7-Й ГОСТЬ
Ах, ради бога, не говорите о таких вещах при моем белоснежном платке!
ХОЗЯЙКА
Как странно разговор окрашен!.. Давайте лучше говорить о другом. О чем? О чае... Пусть каждый выскажется.. Вы?
1-Й ГОСТЬ
О чае?.. Я знаю несколько прекрасных слов, но их еще нужно составить в фразы. Но сделать это без подготовки
2-Й ГОСТЬ
Лезвия? Не вижу лезвий.
1-Й ГОСТЬ
Они невидимы.
2-Й ГОСТЬ
Как спутник Эвелины?
1-Й ГОСТЬ
Нет, еще опаснее.
ХОЗЯЙКА (3-му гостю)
Теперь ваш черед.
3-Й ГОСТЬ
Другое божество? Вот мысль! Ведь это грезим не мы, это в нас чай грезит. Одно божество грезит о другом... Я сказал... то есть не сказал, а подумал... но ускользнул от мысли.
4-Й ГОСТЬ
То, что вы сказали, мне так же непонятно, как и то, что собираюсь сказать я. Но как же можно говорить понятно о таких вещах?.. Чай, по-моему, это самоубийство темноты. Это рассвет, который начинает брезжить в полночь... Кто безумнее — самоубийца или самонаоборот?
5-Й ГОСТЬ
Я вас понял и, в свою очередь, хочу быть непонятым вами. Дело в том, что у чая (как все давно с этим согласились) — вкус вечности, а у вечности — цвет чая. Отсюда возникает порою путаница, и мы, чувствуя вечность на языке, обманываем себя, полагая, что видим разумом то же, что чувствуем языком, тогда как мы видим всего-навсего нынешний день, окрашенный чаем в цвет вечности.
6-Й ГОСТЬ
Или взять другой случай, когда цвет и вкус не совпадают. Тогда на кончике вечности не язык, а нынешний день, окрашенный, как платок, который еще мгновение назад был белоснежным.
7-Й ГОСТЬ
Я слышу, как лезвия чая скрестились с лезвиями секунд. Брызнувшие от этого искры — те искры, что загораются в наших глазах.
4-Й ГОСТЬ
Слово «лезвие» ранит мне уши! Неужели оно вам не ранит язык?
7-Й ГОСТЬ
Нет, почему же... У меня как раз сейчас на языке вкус кро...
4-Й ГОСТЬ
А на платке?
7-Й ГОСТЬ
Запекшиеся пятна вечности.
ХОЗЯЙКА
А вот и полночь!
ЧАСЫ
Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам!
1-Й ГОСТЬ
Посмотрите на Эвелину и ее спутника! Посмотрите на полночь и ее спутника!
2-Й ГОСТЬ
Спутник полночи — безумный фонарь.
3-Й ГОСТЬ
Спутник Эвелины — безумный... кто?
4-Й ГОСТЬ
Смотрите! Ночь завладела золотом Эвелины, она обезумела от этой груды!
5-Й ГОСТЬ
Темнота вся изрезана секундами.
6-Й ГОСТЬ
Мы все ими изрезаны.
7-Й
Кроме спутника Эвелины.
6-Й ГОСТЬ
Вы думаете?
7-Й ГОСТЬ
Нет. А вы?..
Хозяйка хотела что-то сказать. Потом молодой гость что-то хотел сказать, и другие.
Уличная ночь холодно сверкала за окнами. Ветер раскачивался на фонаре, скрипел. Черные булыжники мостовой блестели. Что-то тревожное лежало на всем, какой-то отсвет. Улица словно ждала появления Пермякова.
Появлялись призраки. Исчезали призраки. Окна были готовы сделать шаг и выйти во тьму.
Хозяйка краешком губ улыбнулась. Чему? Какой-нибудь своей мысли? Или какой-нибудь своей нет?
Гости толпились вокруг друг друга. Секунды были отточены до блеска, до.
Истленьев и Эвелина молча обменивались своим присутствием. Ее волосы слабо мерцали в полутьме времени. Казалось, часы отсчитывали каждый волос из этой золотой груды: тик-так, тик-так...
Эвелина посмотрела на Истленьева: он был бледен необычайно, словно болезнь возвращалась.
ЭВЕЛИНА
Что с вами? Вы больны?
1-Й ГОСТЬ (в сторону)
Болен? Чем? Невидимостью?
ИСТЛЕНЬЕВ
Нет... то есть нет...
2-Й ГОСТЬ
Ах, как все отточено! Ни до чего не дотронешься. Собственные слова ранят язык!
3-Й ГОСТЬ
Мой белоснежный платок боится меня!
ЭВЕЛИНА (Истленьеву)
Уже так поздно!.. Вы не устали?
4-Й ГОСТЬ
Превращусь в эхо: уже так поздно! вы не устали?
5-Й ГОСТЬ
Он не слышит ни ее голоса, ни вашего эха. Смотрите — как он невидим!
ЭВЕЛИНА
Что?
4-Й ГОСТЬ (как эхо)
Что?
ИСТЛЕНЬЕВ
Я ничего, Эвелина... Я тут...
4-Й ГОСТЬ
А как же я? Быть эхом призрака? Быть или не быть? Или наоборот?
3-Й ГОСТЬ
Будьте эхом молчания.
2-Й ГОСТЬ
Если уж и быть, то подальше от окон.
7-Й ГОСТЬ
Подальше от самого себя...
В ту ночь Мария дочитывала принесенные ей Мелик-Мелкумовым «Воспоминания о Д. Хармсе» Алисы Порет. Вот несколько последних строк:
«Ему очень редко нравились люди, он не щадил никого. Единственный человек, о котором он отзывался неизменно с восхищением, был Вологдов. Он так мне его расхваливал, что я сперва подумала, что это новое увлечение — очередным монстром, по когда мне сказали, что Николай Иванович на самом деле блестящий и очаровательный человек, я попросила Даниила Ивановича меня с ним познакомить. «Никогда, ни за что! — отрезал Хармс. — Через мой труп». И как я ни старалась пригласить его к нам в дом, ничего не вышло. Он запретил это всем своим друзьям и ловко разрушал все их попытки...»