Избранные стихи

Сырнева Светлана

* * *

Мимо стен, где виноградниких обвил, храня,ранним утром белый всадниквыведет коня.В чисто поле унесется,предвкушая бой.Белый плащ за ним совьетсяпо ветру трубой.Под копыта непокорныйвалится бурьян:мчит навстречу всадник черныйиз далеких стран.Как сшибутся на разгоне —Боже сохрани!Но сперва погибнут кони,а потом – они.К ночи выпрямятся травы,набирая цвет.Кто был правый, кто неправый —травам дела нет.Серый всадник мертвых тронети, покуда ночь,в общей яме похоронити уедет прочь.Он

уедет тихим шагом,будет темнота.И в часовне за оврагомскрипнут ворота.И за каменной стеноювспыхнут две свечи,и оконце слюдяноевыплывет в ночи.1990

* * *

Кто обманом, злом, кто честным трудомполагаем жить, отведя беду.Но случится час – и сгорит твой дом,и повалит смерч дерева в саду.И своей судьбы ни один народне предрек еще, да и как предречь?Мировых стихий самовластный ходв недоступной нам вышине течет.И когда к рассудку доверья нет,у пучины гибельной на краюсердце ищет глупых земных примет —и по ним читает судьбу свою.1990

* * *

Года проходят в суете и скверне.Но посмотри на небо в час заката:все так же тих и светел мир вечерний,и чист, и целомудрен, как когда-то.Как будто не его травили дымом,в природе неделимое разруша.О, в естестве своем непостижимомзачем царишь, зачем тревожишь душу?Ужель еще не поздно ей терзатьсяв лучах неопороченного света,что и она могла б такой остаться,когда бы знала, что возможно это!1990

* * *

Поле безлюдное, полдень и зной,тихие, чуткие шелесты ржи.Чудится: в поле, где нет ни души,кто-то присутствует рядом со мной.Словно бы тонкий навес из стеклав небе незримо откинут, и вот объединился с землей небосводили протока меж ними прошла.Наглухо замкнутый купол разъят.Поле ржаное и лес на краю,как бы познавшие ценность свою,сильно и вольно в пространстве стоят.Жизнь моя, наскоро ты прожита,что ж ты молчала, что ты – благодать?Где ты? Но купол замкнулся опять,поле безлюдно и вечность пуста.1990

* * *

Грозный ветер! Летя по равнинам пустыми полынную сушь теребя,понимаешь ли ты, что никем не любим?Восхваляя, боятся тебя.Оттого ли, что в холод надмирных высот,где твоя возникает стезя,не поднялся никто? Там никто не живет,и понять твою душу нельзя.Оттого ли еще, что в гордыне своейнепомерен, игрушкой избравнеподъемные массы великих морей,исполинские крепи дубрав?Что ж, найди в себе силы скитаться один,накопитель своих неудач,сам учитель себе, сам себе господин,сам себе утешитель и врач.И везде тебе путь! Никому не понять,отчего ты всечасно хотелледяную свободу свою поменятьна людской приземленный удел.1990

* * *

В чистом поле – одна белынь,и метет из последних сил.Что ни выйду – шуршит полынь:«Он забыл тебя, он забыл».Прояснится. И в синей мглеиней выпишет на стекле:«Он забыл тебя, он забыл,словно нет тебя на земле».Вечный ковш взойдет, звездокрыл:«Он забыл тебя, он забыл».Шумный, дальний, надзвездный стан,где смеются и жгут костры,отнят ты, потому что данбыл легко и лишь до поры.Что ж! Пирующим в небесахдела нет до моей беды.Но поставлено мной в сенцахледяное ведро воды.И отрадно мне зачерпнутьиз него, проломивши лед, и отпить.И в лицо плеснуть.И припомнить, что все пройдет.1990

Свадебная

фотография

Им досталось местечко в углу фотографии.Городские-то гости – те мигом настроились,а они, простота, все топтались да ахали,лишь в последний момент где-то сбоку пристроились.Так и вышли навеки – во всей своей серости,городским по плечо, что туземцы тунгусские.И лицом-то, лицом получились как неруси.Почему это так, уж они ли не русские!Ведь живой ты на свете: работаешь, маешься,а на фото – как пень заскорузлый осиновый.Чай, за всю свою жизнь раза два и снимаешься– лишь на свадьбах, и то: на своей да на сыновой.Гости спали еще, и не выпито горькое,но собрала мешки, потянулась на родинувпопыхах и в потемках по чуждому городувся родня жениха – мать и тетка Володины.И молчали они всю дорогу, уставшие,две родимых сестры, на двоих одно дитятковозрастившие и, как могли, воспитавшие:не пропал в городах и женился, глядите-ко!А они горожанам глаза не мозолилии не станут мозолить, как нонече водится.Лишь бы имечко внуку придумать позволили,где уж нянчить! Об этом мечтать не приходится.Может, в гости приедут? Живи, коль поглянется!Пусть когда-то потом, ну понятно, не сразу ведь...Хорошо хоть, что фото со свадьбы останется:будут внуку колхозных-то бабок показывать!Ну а дома бутылку они распечатали,за Володюшку выпили, песня запелася:«Во чужи-то меня, во чужи люди сватали,во чужи люди сватали, я отвертелася».1991

* * *

Отважный воитель с подругой проститсяи до свету выйдет в походтуда, где бессмертная дивная птицав закованной клетке живет.За ширью полей, за крутыми хребтами,у злых иноверцев в пленуее оплели золотыми прутамии в башне содержат одну.Туда не доносятся стон лихолетьяи уличных толп нищета,но с вещим бесстрастьем однажды в столетьеона отворяет уста.И свод оглашается криком гортанным,пророчащим смерть и беду,и падают с бархатных стен ятаганы,и конь обрывает узду.Огни постовые горят у острога,во мраке не спят сторожа.Ты молод, воитель. Тебе и дорога,покуда решимость свежа.Вернешься с добычей к родному привалу,прославишь отеческий стан.Но катится следом, подобная валу,кровавая месть басурман.И пепел покроет родные пределы,и очи ослепнут от слез.Глянь, доблестный витязь, чего ты наделал,кого из чужбины привез!Ни пламя, ни ужасы сечи священнойна птицу не бросят следа.И клетку разбили! Но, верная плену,она не летит никуда.Не внемля словам и проклятиям бранным,ненужные крылья сложив,она светозарным царит истуканомдля тех, кто останется жив.1991

* * *

В полночь, когда разольется рекаи половодье подступит к избе,ты не накинешь дверного крюка,зная: никто не приедет к тебе.Плен не пугает. Свобода страшнабедной душе, и кого в том винить,если ей тайная ноша дана,чтобы упрятать и долго хранить.Так вот с годами ни рук и ни ногстало не надо. Отсохли они.Короб чуланный, забытый клубок,будь кем угодно, но тайну храни!Это, сказали тебе, до времен.Но безвозвратное время прошло.Шепот ли, плач ли бесплотен, как сон:«Девки гуляют – и мне весело».1991

* * *

В тихом омуте я живу.В тихом омуте – тишина.Человек наклонит траву,глянет в омут – не видно дна.Молча сядет на бережокв запылившихся сапогахи не моет в воде сапог,суеверный чувствуя страх.Он родился и вырос здесь,и лесной у него закон:во чужую душу не лезьи свою храни испокон.Оттого между мной и им,словно с неба упавший щит,лист осиновый, недвижим,всякий раз на воде лежит.1991