Избранные стихи
Шрифт:
что в небе над Майябом бродит,
ты -- огненный маис чудесный,
его повсюду жаждут губы,
как манны жаждали небесной.
Бежишь бегом ты по лазури,
летишь над полем голубым,
олень то белый, то кровавый,
он ранен, но недостижим.
О солнце Андов, ты -- эмблема
людей Америки, их сторож,
ты -- пастырь пламенного стада,
земли горящая опора;
не плавишься и нас не плавишь
в жаре сжигающего
кецаль, весь белый от огня,
создав народы, ты их кормишь;
огонь -- на всех путях вожатый
огней блуждающих нагорных.
Небесный корень, ты -- целитель
индейцев, исходящих кровью;
с любовью ты спасаешь их
и убиваешь их с любовью.
Кецалькоатль, отец ремесел
с миндалевидными глазами,
индиго мелешь, скромный хлопок
возделываешь ты руками;
ты красишь пряжу индианок
колибри яркими цветами,
ты головы их вырезаешь,
как будто греческий орнамент:
ты -- птица Рок, и твой птенец -
безумный ветер над морями.
Ты кроткий повелитель наш,
так не являлись даже боги;
ты стаей горлинок белеешь,
каскадом мчишься быстроногим.
А что же сделали мы сами
и почему преобразились?
В угодья, залитые солнцем,
болота наши превратились,
и мы, приняв их во владенье,
огню и солнцу поклонились.
Тебе доверила я мертвых, -
как на углях, они горели,
и спят семьею саламандр,
и видят сны, как на постели;
иль в сумерки они уходят,
как дрока заросли, пылая,
на Западе желтея вдруг,
топазами вдали сгорая.
И если в эти сорок лет меня
ты не вписало в память,
взгляни, признай меня, как манго,
как пирамиды-тезки камень,
как на заре полет фламинго,
как поле с яркими цветами.
Как наш магей, как наша юкка
и как кувшины перуанца,
как тыквенный сосуд индейца,
как флейта древняя и танцы,
тобой дышу, в тебе одном
и раскрываюсь и купаюсь.
Лепи меня, как ты лепил их,
свое дыханье в них вливая;
дай мне средь них и с ними жить,
быть изумленной, изумляя.
Я шла по чужеземной почве,
плоды чужие покупала;
там стол так тверд, бокал не звонок,
там жидок мед, вино устало;
я гимны пела мне чужие,
молитвы смерти повторяла,
спала под мертвою звездою,
драконов мертвых я видала.
Вернулась я, и ты верни мне
мой облик, данный от рожденья.
Обдай меня фонтаном алым
и
Ты выбели и вычерни меня
в твоих растворах едких.
Во мне тупые страхи выжги,
грязь высуши, мечты проветри
и прокали слова и речь,
жги рот, и песню, и дыханье,
очисти слух, омой глаза
и сделай тонким осязанье.
И новой -- кровь, и новым -- мозг,
и слезы новыми ты сделай.
Пот высуши и вылечи
меня от ран души и тела.
И снова ты меня возьми
в те хороводы, что танцуют
по всей Америке огромной
и славят мощь твою святую.
Мы, люди кечуа и майя,
мы прежней клятвою клянемся.
Ты -- вечно; к Времени уйдя,
мы к Вечности опять вернемся.
Опав, как золотые листья,
как красного руна шерстинки,
к тебе вернемся после смерти,
как говорили маги-инки.
Придем, как гроздья к виноделу,
бессмертье возвратится с нами;
так золотой косяк всплывает
по воле моря над волнами;
и так гиганты-анаконды
встают по свисту над кустами.
Перевод О.Савича
Земля Чили
95. Водопад на Лахе
Пороги на Лахе -- грохот,
индейских стрел клокотанье,
прыжки обезьян серебристых
и двух берегов расставанье.
Проветриваешь ты скалы
и воду, алмазы теряя;
и между жизнью и смертью
индейцем в пучину ныряешь;
и, падая, пасть не может
твое слепящее чудо:
летит за тобою участь
Араукании трудной.
Ты падаешь самоубийцей,
а ставка -- душа и тело;
летят за тобою время,
и радость, и боль без предела,
и смертные муки индейцев,
и жизнь моя в пене белой.
Волков обдаешь ты пеной
и зайцев слепишь туманом!
А мне твои белые вспышки
наносят все новые раны.
И слышат тебя лесорубы,
и путники, и старожилы,
и мертвые, и живые,
и люди душевной силы -
шахтеры и те, кто в запрудах
охотятся за шиншиллой.
Любовь побежденная мчится,
и радуя, и калеча,
со стоном матери бедной,
летящей детям навстречу.
Понятен и непонятен
твой гул, водопад на Лахе,
дорога древних рыданий,
восторгов, что ныне -- во прахе.
Вода с истерзанной грудью
похожа на Антигону:
так рушится мир без взрыва,
так падает мать без стона.
Уйду я с Лахой-рекою,
с безумными змеями пены,