Издержки хорошего воспитания

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

Мамаааа!

Из противоположной двери хором протестуют, и, воодушевившись, он направляется туда, но останавливается, заслышав новую вспышку протестов.

Алек: Так вот вы где! Эймори Блейн уже приехал.

Сесилия (торопливо): Отведи его вниз.

Алек: Э… а он и так внизу.

Миссис Коннедж: Покажи ему его комнату. Передай, что я очень сожалею, но не могу принять его сию минуту.

Алек:

Он обо всех вас наслышан. Почему бы вам не поторопиться? Отец все рассказывает ему о войне, и он вот-вот взорвется. Темпераментная натура.

Последней фразы достаточно, чтобы выманить Сесилию из соседней комнаты.

Сесилия (усаживаясь на ворох белья): Что значит «темпераментная натура»?

Алек: Ну, пишет что-то.

Сесилия: А на фортепиано он умеет играть?

Алек: Я не знаю. Он похож на призрак — может до смерти напугать, ну, ты знаешь эти артистические выходки.

Сесилия (заинтересованно): Выпивает?

Алек: Да уж как водится, не вижу ничего странного.

Сесилия: Деньги?

Алек: Господи, сама у него спроси. Не думаю, хотя… Он учился в Принстоне, когда я был в Нью-Хейвене. [29] Наверное, есть немного.

29

Нью-Хейвен — место, где находится Йельский университет.

Входит миссис Коннедж.

Миссис Коннедж: Алек, разумеется, мы счастливы принимать у себя твоих друзей, но ты должен учитывать, что сейчас неподходящее время, — он может подумать, что им пренебрегают. Видишь ли, на этой неделе Розалинда начинает выезжать, а в такое время девушке требуется все материнское внимание.

Розалинда (снаружи): Так докажи это — иди сюда и застегни меня.

Миссис Коннедж уходит.

Алек: А Розалинда все такая же.

Сесилия (понизив голос): Все такая же привереда.

Алек: Ну, сегодня ее ждет встреча с достойным противником.

Сесилия: С кем? С мистером Эймори Блейном?

Алек кивает.

Знаешь, до сих пор ее никто не переплюнул. Честное слово, Алек, она ужасно ведет себя с мужчинами: оскорбляет, унижает, прекращает свидания, откровенно зевая прямо у них на глазах, а они приходят назавтра, чтобы получить новую порцию.

Алек: Им это по вкусу.

Сесилия: Они этого терпеть не могут. Просто она… я думаю, она вампир какой-то, она и девушек принуждает подчиняться, только девушек она ненавидит.

Алек: Фамильная сила характера.

Сесилия (покорно):

Видимо, эта сила иссякла, так и не дойдя до меня.

Алек: А Розалинда прилично себя ведет?

Сесилия: Не особенно. Ну, можно сказать, как все: иногда покуривает, не отказывается от пунша, частенько целуется — ах да, это общеизвестно, одно из последствий войны.

Появляется миссис Коннедж.

Миссис Коннедж: Розалинда почти готова, и я могу наконец спуститься поприветствовать твоего друга.

Алек с матерью уходят.

Розалинда (за сценой): Ой, мама!

Сесилия: Мама пошла вниз.

Входит Розалинда. Она полностью готова, за исключением прически. Розалинда несомненно красива. Светящаяся кожа, два пятна румянца исчезающего оттенка, божественный рот, каковым наделена лишь одна из полусотни красавиц, — немного чувственный, но небольшой, изумительно очерченный. Если бы Розалинда была не так умна, то ее за капризное личико можно было бы назвать «букой», однако она уже, кажется, успешно переросла это незрелое прозвище. Она прекрасно сложена — это заметно с первого взгляда, — стройна и атлетична, но в меру. Голос ее, едва ли не музыкальный, с легким намеком на альт, полон живой импульсивной непосредственности.

Розалинда: Честное слово, есть только два вида одежды, которые я по-настоящему люблю… (садится к зеркалу и укладывает волосы) платье с кринолином и панталонами и купальный костюм. И в том и в другом я смотрюсь восхитительно.

Сесилия: Ты любишь приемы?

Розалинда: Обожаю!

Сесилия (цинично): Ты можешь выйти замуж. Поселишься на Лонг-Айленде, среди «активных молодых супружеских пар». Ты ведь хочешь, чтобы твоя жизнь стала цепочкой флиртов и на каждом звене — по мужчине?

Розалинда: Хочу! Лучше скажи, что моя жизнь уже такова!

Сесилия: Ха!

Розалинда: Ах, Сесилия, дорогая, ты не представляешь, что это за испытание — быть такой, как я. Приходится ходить по улице с каменным лицом, чтобы мужчины не подмигивали мне. Если я громко засмеюсь в первом ряду партера, то до конца спектакля комик будет играть для меня одной. Стоит мне понизить голос, опустить взгляд, уронить платок во время танца, мой кавалер будет потом семь дней в неделю названивать мне по телефону.

Сесилия: Наверное, это ужасно изматывает.

Розалинда: Самое печальное, что те мужчины, которые способны меня заинтересовать, мне абсолютно не ровня. Ах, будь я нищенкой, я подалась бы на подмостки — там самое место таким, как я.

Сесилия: Да, там бы тебе хоть деньги платили за твои многочисленные спектакли.

Розалинда: Иногда, будучи особенно ослепительной, я думаю: и почему все это должно быть растрачено на одного-единственного мужчину?