Изгнание
Шрифт:
«Ее обряжают»… Эти слова болезненным эхом отозвались где-то в глубине его существа. Роман был уязвлен тем, что услышал. Никто не сообщил ему, кто родился, а он и не спрашивал, но почему-то был уверен, что это непременно мальчик… Но он ничего не имел бы и против девочки…
В смятении Роман ничего не ответил. За последнее время он насмотрелся столько смертей, что сейчас не мог заставить себя взглянуть еще и на мертвого младенца. Его младенца… Качнув головой, он быстро вышел за дверь.
Когда Роман с Калленом вернулись и сообщили, что
— Ну и ну… — протянул старый полковник, стоя между втоптанными в мягкую землю маисовыми стеблями и лозой тыкв и с хмурой печалью оглядывая перепаханный копытами участок, который всего два дня назад был буйно-пышным, радующим взгляд огородом. — Мы еще можем посадить зелень и турнепс… И картошка уродится, если только не наступят ранние холода… Может, нам еще удастся все это собрать и использовать на корм зимой.
Но все знали, что из-за уничтожения урожая им грозят трудные времена. Да и кто мог предвидеть, когда вернутся индейцы?
Дэниэл приказал гонцу во весь опор мчаться до поселков поселенцев в Северной Каролине и там, за горной грядой, узнать, какую помощь они могли бы оказать попавшему в беду форту. Несмотря на опасность, задание вызвался выполнить спокойный парень Уильям-Бейли Смит, на которого можно было положиться.
Через несколько часов в леса отправилась охотничья партия для заготовки свежего мяса. В ушах охотников звучало строгое предостережение Дэниэла:
— Каждый выстрел должен быть на учете, ребята. У нас осталось чертовски мало пороха.
19
Напряженность возрастала. Поселенцы ждали, наблюдали за обстановкой, молились. Если кто-то и смеялся, то смех был невеселым: все уже устали из-за постоянно маячившей где-то рядом угрозы. Солнце немилосердно жгло — июль переходил в август.
Черная Акула со своими головорезами пока не осмеливался соваться к ним и все еще пребывал на берегах Огайо, но Каллен с Романом продолжали оповещать о нахождении в ближних лесах небольших групп боевых индейцев. Иногда часовые замечали в лесу одного-двух шоуни, а то и отряды из пяти-шести человек, разъезжавшие по склонам Ежевичного кряжа на почтительном, недоступном для выстрела расстоянии.
Ежедневно раздавались ворчливые жалобы — особенно от тех, у кого за стенами форта были земельные участки, постепенно приходящие в запустение, поскольку за ними теперь некому было ухаживать.
Но никто из них не был настолько опрометчивым, чтобы выехать за стены форта и переждать все напасти в своих одиноких хижинах. И когда боевой дух поселенцев достиг самой низкой отметки, через ворота форта въехал конный отряд полиции из поселков Северной Каролины — сорок пять бойцов во главе с Уильямом-Бейли Смитом. Лошади поднимали копытами маленькие облачка пыли. Их встретили оглушительными воплями радости.
Поселенцы лишь немного расстроились, узнав, что полиция прибыла к ним на короткий срок — в лучшем
Ситуация стала еще более надежной, когда Роман неделю спустя сообщил, что в форт Хэррод прибыло подразделение виргинской колониальной полиции — сто человек.
Военные доставили и письма, которые давным-давно ожидали на востоке оказии. Среди них были и два письма от сестер Китти в Виргинии. Первым она вскрыла письмо от Абигайл.
«…как раз на Рождество, дорогая сестра, он получил эту ужасную рану, и когда мне сообщили, что хирурги отняли у него ногу, я не смогла этого выдержать — потеряла сознание. Молю Бога, чтобы он наделил тебя силами пережить ниспосланные тебе ужасные испытания… Мы с Мирандой решили, что вся земля, которую оставил после себя отец, по праву принадлежит только тебе, и ты можешь распоряжаться ей как захочешь. Мы уже оформили в этой связи все нужные документы и заверили их у нотариуса. Честно говоря, сестра, вряд ли когда-нибудь цивилизация коснется этой дикой страны, и мы все еще уговариваем тебя вернуться, и тебе всегда здесь будет оказан самый теплый, самый радушный прием.
Надеюсь, что мы все же встретимся.
В следующий полдень в гости к Китти пришли Бен и Фэй. Хотя была еще только пятница, Бен вырядился в свой лучший костюм, приберегаемый для воскресных молитв, тщательно побрился, и его подбородок покраснел от едкого мыла и тупой бритвы. На Фэй была ее лучшая юбка из грубой шерсти. Ясно, что они готовились к этому визиту…
— Какой приятный сюрприз, — сказала Китти. — К сожалению, у меня не осталось никаких запасов кофе. Ну что ж, придется подождать до осени, пока созреет хурма. Но я только что закончила сбивать масло, и еще у меня есть свежее молоко в подвале…
— Благодарю тебя, сестра, нам ничего не нужно. — Бен, как всегда, говорил за себя и за супругу, Фэй же сидела сложив на коленях руки, крепко сцепив пальцы.
Наступила неловкая тишина. Бен, откашлявшись, смотрел на Китти. Сейчас он напомнил ей его брата Тодда, который постоянно что-то жевал и сглатывал: ее свояк, казалось, снова начал борьбу с мучившей его проблемой, постоянно сглатывая слюну.
— Я все по поводу судьбы земельного участка… Мы с Фэй помолились Богу, чтобы он верно наставил нас в этом деле. Мы никогда не хотели обделять тебя, сестра…
Какие бы неприятные чувства она прежде ни испытывала к ним, вся горечь со временем прошла… или она ее почти не ощущала из-за обретенного с Калленом счастья. Теперь Китти смотрела на них с жалостью: несмотря на свой наряд и прическу, Фэй всегда выглядела усталой, и во всем ее облике чувствовалось приближение старости, что особенно подчеркивалось неживой, какой-то тусклой кожей; а этот несчастный Бен весь пыжился, и иногда ей казалось, что он вот-вот лопнет…
— Мы согласны с принятым твоими сестрами решением, но все же имеем право претендовать на свою долю…