Изгнанник вечности (полная версия)
Шрифт:
— А теперь надобно влить ему настойки от боли, да только так, чтобы не поперхнулся.
Напоив спящего, Афелеана и Эфимелора перенесли больного младенца на топчан вместе с тряпицей, на которой тот лежал, и лишь после бережно вытянули из-под него окровавленную ткань.
— Спит, — шепнула Эфимелора.
— Лишь бы никакая хвороба не влезла! — опасливо перебила ее Афелеана, боясь сглазить и оттого говоря уклончиво, без восторга. — А то еще хворобу потом лечи…
Танрэй же сунулась на двор, чтобы обрадовать владыку доброй вестью. Афелеана увидала в окно, как просияло лицо чернобородого
Утомилось войско ждать вестей, занявши весь крутой берег западной реки, да не спешил Тимаратау. Тем и силен был славный хог, что спервоначалу вызнавал все до мелочей, а потом бил — да неожиданно, да в самое слабое место врага.
Подмяв под себя все города и селения вплоть до западных рубежей и обязав их правителей платить дань немалую, Железный Бык с войском своим захватил с наскока два маленьких владычества и встал широко у реки, дожидаясь сведений от шпионов, много уж лет промышлявших в этих краях.
Хитер был Тимаратау-хог и смекалист. Несмотря на молодость его, слушались русоволосого воина в лисьей остроконечной шапке даже бывалые полководцы, что пошли вслед за ним. И если подымался когда недовольный ропот в его несметном войске, знал он, как управиться со смутьянами их же силой, да так, что те сами же становились виноватыми в глазах недавних единомышленников. Но никто, кроме самых близких, не знал, что помнила крепкая спина Тимаратау побои хозяев-кочевников в плену, а на ногах его так на всю жизнь и остались шрамы от украшений для каторжных.
И вот на девятый день увидали всадника, скачущего по берегу напротив, пологому и безлесному. Вот вошел он в воду выше по течению и поплыл вместе со своим мулом.
— Ладью навстречу, — велел Тимаратау, и тут же спустили судно на реку гребцы крепкие.
Повзрослевший мальчишка-кочевник, спасенный когда-то сбежавшими из плена его сородичей каторжанами во главе с Тимаратау, протянул руки гребцам и выбрался из воды.
— Приветствую тебя, славный воин, — поздоровался он с полководцем, хитро посверкивая лисьими глазами.
— И тебе здоровья. Что, не боишься уже в воду окунаться? — насмешливо спросил Тимаратау.
Парень развязал пояс, стянул мокрую рубаху через голову, отжал и опять надел:
— С хорошими вестями я к тебе, Тимаратау.
И тут же побежал радостный слух по войску, что топтаться на месте недолго осталось, скоро поход, и, воодушевляясь, заплясали степняки и горцы, собранные в армию со всех концов обитаемого мира, поклонившегося невиданному доселе завоевателю.
Тимаратау первым пропустил шпиона в свой шатер, указал на разбросанные по толстым коврам сафьяновые подушки. И, усевшись с закрученными калачом ногами, заговорил степняк, вовсе не стесняясь мокрой одежды:
— Бунт зреет в том владычестве, Тимаратау-Ал.
Только он и только с глазу на глаз позволял себе звать полководца его истинным именем — тем, которым нарекли будущего воина, надевая ему на шею амулет солнца.
— Совсем запустил
— Ешь, — повелел Тимаратау, кивая на уставленную яствами доску на полу. — О моих все так же — ни слуха?
Развел руками, уже вымазанными жиром, молодой степняк, жадно набив рот сочным мясом. Сколько владений ни захватывало войско, всюду Тимаратау справлялся о сгинувших десять весен назад сестре и невесте. Никто уже не верил, что девушки живы. Не продержались бы столько две несчастные из разоренного поселка, не имея за спиной защиты сородичей. Но не раз твердил Тимаратау, что сестрица его хитра, словно рысь, а невеста мудра, будто сова, и смекалиста. Тогда глаза его цвета сумеречного неба светились надеждой.
— Решено, — сказал он. — Выступим утром и вычистим путь до стольного града. А там дождемся вестей от Паорэса из смежного владычества…
Славно шел на поправку наследник правителя, маленький Миче. В очах смысл появился, мычать начал, к разговору стремясь. Но знахарки подниматься ему не давали — то одна, то другая на руках носила мальца, одна песни пела, вторая куклами соломенными тешила, третья сказки сказывала, только бы спал побольше да повязку на голове у себя не теребил.
Владыка глядел и нарадоваться не мог. Всё уговаривал Танрэй в город, в замок с сестрами перебираться, но нельзя было хворого мальчонку долгой дороге подвергать, на повозке трясти.
Афелеана дух перевела. Как видно, ошиблась Танрэй в Соуле, заподозрив придворного в коварных затеях. Уж не зазорной ли бабе знать, как смотрят мужики, когда им девица по нраву? А он на нее смотрел, оторваться не мог, только взгляд у него необычный, с таким небось уродился. Необычный, мрачный да пугающий. Ну да всякие люди эту землю топчут, а красавцам и образинам звезды что так, что эдак мигают. Эх, ей бы, Афелеане, да двадцать годочков с плеч! Таращился бы на нее в свое время вельможа — неужели же она не додумалась, как его окрутить да женой сделаться? А может, и не додумалась бы. Молодые дуры все за любовями гоняются, а как поймут, что нет ее, любви-то без корысти, так уж и краса завяла, и годы не те. Кому такая пригодится?
Ну ничего, чернобородый — вельможа, вроде, честный. Раз хоромы посулил, так и не обманет.
Ночь была ветреной и дождливой, вот и не спалось Афелеане. А девочки и Миче — те дрыхли, забот не знаючи. Как же нынче до заката было весело! Девчонки вынесли наследника на двор, и тот во все глаза таращился на кур, повторить их квохтанье пытаясь. И вот одна из квочек, самая плодовитая несушка, вдруг возьми да взлети на плетень, а оттуда прямо по-петушиному, оборотясь в сторону крепости, закукарекай. То-то Миче хохотал, а девушки в недоумении глядели: бывает разве такое? И вот, видать, накукарекала ненастье, глупая…