Изгнанники Эвитана. Дилогия
Шрифт:
– В тюрьме стараются не вспоминать о родных, оставшихся на воле. Тем более, когда ничего не знаешь об их судьбе, - честно ответил Тенмар. По крайней мере - в том, что касалось его самого.
– А об остальном тебе лучше спросить у самого Кора. Он придет к тебе завтра. Я это устрою. Если сегодня мы его спасем...
– Анри, погодите. Когда вы вытащите своего друга...
– в голосе Звезды проскользнула прежняя порывистая "дикарка" Вольного Двора.
– У меня есть для вас новости.
2
– Я - гладиатор! Послушайте, я - гладиатор!..
Гай Ливий Марцелл поморщился. Да, он - немолод, толстоват. (Да и кто не толстоват - в его-то годы?) Ему уже не найти другой работы. Но и эта порой - невыносима.
Смена только-только началась. Впереди еще шесть часов. А этот юнец не даст и минуты покоя! Вон - намертво вцепился в ржавеющую решетку.
И когда уже поставят новую? Небось на празднества деньги есть! И на винные фонтаны для черни.
– Я - гладиатор! У меня сегодня выступление!.. Да вызовите же коменданта!
Коменданта, как же! Чего только плебеи не сочинят, чтобы выбраться из заслуженной тюрьмы! А этот, судя по акценту, - вообще из глухой провинции. У себя бродяжничать надоело - в Сантэю подался. Будто здесь своих бездельников мало!
Кого Ливий точно презирал сильнее, чем зажиревшую аристократию, так это - вечно требующий "хлеба и зрелищ" сброд. На месте Сената давно перестрелял бы всю эту шушеру или на галеры отправил! Всё польза стране.
– Я - гладиатор! Если вы меня не отпустите - расстреляют моих товарищей!..
Не расстреляют - кто ж послушается какого-то старого тюремного стражника Ливия Марцелла?
– Я - гладиатор!..
А то Ливий гладиаторов никогда не видел! Это ты - провинциал, в амфитеатре не бывавший. А Марцелл в Сантэе родился. В гладиаторы берут сильных, ловких красавцев. Что этому-то сопляку там делать - с его хилой мускулатурой?
И потом - гладиаторы не шатаются без дела по рынку рабов. И не ввязываются в уличные драки. Они вообще поодиночке не ходят. Потому как - чужаки.
А кто свои - мало ли, почему судьба вынудила, - те в увольнительные сразу домой. К семье.
А этот... тонкая кость, правильное лицо. Небось папаша с мамашей - промотавшиеся всадники, а сынок уже - голоштанный бродяга.
– Заткнись, а то схлопочешь!
– рявкнул страж. Для порядка замахиваясь на юного наглеца древком копья.
Тот отшатнулся - аж ошалев от подобного обращения. Ну точно, аристократ бывший.
И Ливий даже получил пару минут вожделенного покоя. Пока парень по-рыбьи ловил ртом воздух.
Сброд голубой крови - ничем не лучше сброда потомственного. Даже хуже. Потому что
Вот только для этого придется камеру отпирать. А там еще и другие есть - уже настоящие плебеи, половина пьяных. Чего доброго - решат, что всех бьют. Еще сдуру драться полезут.
Не подмогу же звать. Засмеют.
Собственные сокамерники бы, что ли, успокоили?
Ну, наконец-то...
– Заткнись, дай выспаться, придурок!
Молодец, чернявый! Крикни еще что-нибудь. А лучше - встань с соломы и врежь "придурку" между глаз, чтобы в ушах затрещало!
Вот только парень одурел окончательно. Потому как заорал:
– Я требую меня выпустить! Я - эвитанский дворянин, корнет Серж Кридель!..
Эвитанский? А почему не мидантийский, например? Кому какое дело, от какого монарха драпанули в Квирину твои дед с бабкой? Вспомнил родню, потомочек!
– Ну всё, довел!
– взревел тот самый чернявый здоровяк со шрамом через всю щеку. И шагнул в сторону "аристократа".
Давно пора. Вот только камеру всё равно отпирать придется. Чтобы не прибил насмерть! Отвечай потом...
И именно тогда заскрипели ступени старой лестницы. Под тяжелыми, уверенными шагами десятника.
Глава четвертая.
Конец Месяца Заката Осени.
Эвитан, Тенмар.
1
Совсем маленькой Ирия даже любила болеть. Вокруг тебя наперебой кудахчут все няньки разом. На ночь рассказывают сказки, поят вкуснющим медово-ягодным отваром...
Теперь же беглянка свалилась в совершенно чужом замке. И на руки чужих людей.
Ягодные отвары назначал долговязый, тощий и седой замковый лекарь. С ложечки, как понимала сквозь полубред Ирия, поила лично Катрин Тенмар. А горничная обтирала тело влажной жесткой мочалкой, почему-то называемой "полотенцем".
А еще Катрин каждый вечер подолгу расчесывала короткие перекрашенные волосы. И что-то тихонько, успокаивающе напевала. Но вот о чём? Мысли путаются...
Порой бред ненадолго ослабевал. Ирия вспоминала, где она и почему.
И волосы опять отросли у корней - сколько она их не красила? От тайны остались лишь клочья...
Ну и змеи с нею. Здесь уже всем известно, кто Ирия такая!
Угораздило же родиться такой дурой! Нужно взять себя в руки. За космы выдернуть себя из постели, сесть на коня и бежать! Нельзя болеть там, где знают, кто ты!