Изгоняющий бесов. Трилогия

Белянин Андрей Олегович

— Понимаю, встречал таких.

— И я встречал, только они обычно долго не живут.

Мне на секундочку вспомнились пылающие горы, вертолёты, плюющие огнём, грохот выстрелов и совет старослужащих: «Прикажут, иди. Но сам первым не вызывайся». Потом я не раз своими глазами видел, как приносили этих добровольцев, иногда по частям…

— Следующий.

— Бывай, братишка. Собаку погладить можно?

— Не рекомендую.

— Понял. — Энкавэдэшник поправил фуражку, без обид козырнул нам с Гессом и скрылся за дверью.

— Он хотел меня погладить.

— Угу.

—

А ты не дал. Пусть бы гладил мой зад. Почему? Есть причина?

— Ещё скажи, что я ревную.

Доберман склонил голову набок и свёл жёлтые брови в глубоком раздумье о том, что же такое ревность и с чем её едят. Я-то отлично знал, но вмешиваться с объяснениями не спешил, пусть сам для себя определится. Ему полезно думать.

На деле-то общеизвестно, что домашние животные вполне себе испытывают такие же человеческие чувства, поэтому легко обижаются, ревнуют, скучают, радуются встрече, голодают в разлуке, переживают за нас и за себя. Если уж они не братья наши меньшие, то…

Тогда я даже не знаю, есть ли у нас ещё хоть какая-то родня на этой планете.

— Следующи-и-ий!!! — буквально взорвались динамики, так что мы оба, не сговариваясь, подпрыгнули едва ли не до потолка.

— П-по-моему, она больше не любит собаченек.

— Она, походу, вообще никого из нас не любит, — мрачно подтвердил я. — Не понимаю только, с чего вдруг?

— Давай не пойдём. — Гесс обнял мою ногу передними лапами, повиснув на ней, как гиря в сорок кило.

— Я вам не пойду, — угрожающе выдохнули динамики. — Следующий, вашу ж мать!

— Она знает мою маму?

— Гесс, это фигура речи. Не заморачивайся, идём.

— Я её лизь?

— Если она тебя не кусь.

Мой пёс крепко задумался, поэтому мне пришлось взять его за ошейник и практически волочь до самых дверей. Он не особо упирался, скользя на заднице, как на санках, но всё равно чисто из принципа скрёб когтями по дорогому ламинату.

Сказать, что Марта была слегка раздражена, примерно то же, что назвать извержение Везувия переменной облачностью. Она орала, она кидалась в нас всем, что было на столе (за исключением ноутбука), она материлась, как новгородский извозчик конца девятнадцатого века, она угрожала нам обоим увольнением, пытками, кастрацией, убийством на месте с отягчающими. И самое смешное знаете что?

— В чём кипиш? — тихо шепнул мне на ухо доберман, когда мы в обнимку лежали под компьютерным столом, вокруг которого топали сто пятьсот разъярённых фурий, пытаясь пнуть нас туфлями на шпильках.

— Я немного переборщил с Шекспиром.

— А что не так? Там же не было беса тщеславия!

— Ну, теперь, похоже, есть.

По факту, конечно, бес там и раньше был.

Но, видимо, очень маленький, слабый и абсолютно никчёмный. А я, как вы поняли, своими рассказами о грядущей славе прямо-таки раскормил этого рогатого микроба до размеров слона. Теперь у знаменитого английского драматурга такой огромный бес тщеславия, что справиться с ним не под силу ни одному бесогону. Даже самому наикрутейшему!

Системе придётся посылать сводную бригаду из трёх-четырёх специалистов. И то не факт, что ребята справятся.

Всё из-за моего завышенного самомнения, банальной тупости и нежелания исполнять приказ, строго следуя каждой прописной букве.

— Самое простое задание, самый маленький бес… Да я вас собственными руками удушу! И норм, пусть потом хоть увольняют!

Мы успели переглянуться, мысленно попрощаться друг с другом, а потом резко выкатились под ноги Марте.

— Лизь тебя в нос! — заявил доберман, и, пока бедняжка вытирала обслюнявленный носик, я успел хлопнуть ладонью по карте.

Всё. Мы в домике!

В смысле у себя дома. Отец Пафнутий бросил на нас равнодушный взгляд из-под очков, но не оторвался от чтения очередной книги дьякона Кураева. Дрессированный бес (если можно так выразиться) мыл посуду в тазике с горячей водой. Мирная, спокойная, уютная жизнь.

В ушах ещё стоял неслабый звон похоронных колоколов отзвука голоса милой рыжей девушки, которая мне очень даже нравилась. Как вроде бы и мы ей. До этого момента, уф…

— Чего от вздыхаешь, паря? Вид встрёпанный, ровно тебя в мешке с двадцатью кошками драли, и у Гесса морда подозрительная, лапой от нос прикрывает. Молчишь?

— Не хочу прерывать ваше чтение.

— Дерзишь от святому отцу? — самодовольно хмыкнул батюшка. — Это хорошее от дело, послушание, оно лишь в храме да монастыре уважения-то достойно, а настоящему бесогону без клыков от никак нельзя. Тока дерзи по делу.

— Если по делу, отче, то мы завалили заказ, — опустив голову, признался я.

Доберман встал рядом, виновато поскуливая, но на всякий случай виляя хвостом. То есть тем, что он считает этим словом, но вы меня поняли. Вопреки моим ожиданиям, история нашего дебильного провала по делу сэра Уильяма Шекспира скорее развеселила отца Пафнутия, чем рассердила или раздосадовала.

— От и обломись тебе, Система! Не всё на свете перекроить-то можно, от взять да запросто поменять без спросу. Ибо человек предполагает, а Бог, Он располагает! Как от решил Боженька, что тому Шекспиру тщеславным быть, так нипочём уж человеку-то земному той воли не поменять.

— Не очень вас понимаю. Типа мы всё сделали правильно?

— Задание от провалили, беса махонького не заметили, изгнать-то даже не попытались, да ещё и раздули оного до полного от безобразия. Однако же! Вопреки всему, думается, по гамбургскому-то счёту, от победил ты.

— Гав?

— Оба, — поправился старец. — Вы оба. Взяли от да и победили Систему. А сие не радовать не может. Так что от чего-чего, а ужин вы заслужили. Эй, Анчутка!

— Ваше святейшество? — Из-за кухонной занавески мгновенно высунулась заботливая морда безрогого красавчика.

— А накрывай-ка от на стол. Трапезничать будем.

— Пер фаворе![4] — по-итальянски откликнулся бес.

И буквально через пять минут на столе дымилась большая миска спагетти ручной лепки, посыпанных тёртым сыром, стояли тарелки с соленьями, красиво порезанными соломкой, слегка поджаренный белый хлеб был натёрт чесноком и томатной пастой, а из обычного ледяного самогона с вареньем и мёдом получились две кружки прекрасного коктейля.