Изгой, Крах Советской империи
Шрифт:
пафоса, чинно и благородно. Собрались коллеги и друзья, все больше подчиненные.
Юбиляр – начальник средней руки, верой и правдой к пятидесяти годам достигший
дозволенного «потолка» социальной лестницы. А дальше, как в анекдоте: «У членов ЦК
свои дети, так что тебе, сынок, ничего не светит». Ведомство гражданское, так что
компания ужаса и трепета у окружающих не вызывала. Четверо мужчин, включая
виновника торжества, и шесть очаровательных сотрудниц. Все – труженики одного отдела.
Алексу
тунеядстве никто не отменял – каждый советский гражданин должен трудиться на пользу
государства и общества, а не вести паразитический образ жизни. Так что Алексу
надлежало иметь мирную профессию и посещать некое заведение для выполнения
означенных функций гражданина Страны Советов и получения заработной платы. Его
легенда всегда и везде отличалась безупречностью. Дома он выглядел молодым
специалистом, по уши влюбленным в спорт.
Поднимались тосты, шампанское лилось рекой, женщины смеялись, мужчины
хохотали, а за соседним столом новоявленные кооператоры в сопровождении
шкафоподобных телохранителей обмывали удачно проведенную сделку, принесшую
крупные барыши.
У нуворишей есть одна особенность, отличающая их от окружающих. Полное
неприятие общественных устоев. Ведь нувориш – революционер, поправший правила и
нормы, не плывущий по течению, а идущий против него. Только так в одночасье
сколачиваются капиталы. Потому все вокруг – быдло, недостойное внимания. Быдло
должно преклоняться, а не получать удовольствие от жизни. Тварь, плывущая по течению,
права на собственную жизнь не имеет!
С увеличением количества потребленного алкоголя нувориши все чаще поглядывали
за столик, где весело ворковали женщины, даря внимание мужчинам. И как плебеи могут
наслаждаться обществом прекрасных див, тогда как более удачливые представители рода
мужского обойдены вниманием? С каждой рюмкой росло желание, а вместе с ним и
классовая ненависть. Кооператоры хотели все и сразу, грубо и бесцеремонно, так что драка
завязалась с первых же слов.
Разнимать дерущихся, как водится в приличных заведениях, прибыл наряд милиции.
Всех участников конфликта сгребли, в одну кучу и здесь один из телохранителей на волне
вседозволенности совсем потерял связь с реальностью. Выхваченный из-за пояса пистолет
ТТ должен был стать веским аргументом отказа от поездки в отделение. И только ловкость
и реакция Алекса смогла спасти старшего наряда от неминуемой гибели.
Тем самым старшим наряда милиции и был тогда еще старший лейтенант
Туров.
Дело о ношении огнестрельного оружия вскоре замяли, а милиционер и спаситель
остались добрыми друзьями, встречаясь по праздникам и на рыбалке.
* * *
Соловьиная трель дверного звонка разлилась по квартире. Ждать пришлось недолго.
На пороге появился грузный мужчина. Редкая щетина по щекам, мешки под глазами,
нависшее над тренировочными штанами пузо.
– Тебе кого?
Из открытой двери на лестницу вылился густой аромат малосольных огурцов, лука,
жареной картошки и водки с табачным дымом. У Алекса засосало под ложечкой.
Последний раз он нормально ел еще до путча, то есть – в другой жизни.
– Мне бы Лешу повидать, – чувство голода заострилось, захотелось подвинуть
незнакомца в сторону и поспешить к столу.
– Ну, проходи.
Кухня утопала в лучах солнечного света, лившегося через окно. Стол был накрыт без
шика, но во всем чувствовалась рука хозяйки. Посреди салатов стояла початая бутылка
«Столичной». А за столом на табурете восседал капитан с порядком раскрасневшимся
лицом. Было жарко от плиты и разговоров. В пепельнице на подоконнике собралась гора
окурков.
Усевшись на предложенный стул, Алекс без тени стеснения накинулся на
окружавшее его изобилие.
– Да ты, видно, неделю не ел…
Туров представил мужчину в трико: родной брат родом из Свердловска – того самого
города, откуда вышел Борис Ельцин. Посетовал, что сам только утром вернулся из
усиления и не спал три дня. Дальше, как водится, речь зашла о политике. Сначала
перебрали по косточкам перестройку и ее зачинщиков, затем перешли к путчу и ГКЧП,
самоотверженным демократам и народу, поддержавшему избранную власть. Тема эта
стала главной во всех домах и семьях Союза в августе – сентябре девяносто первого.
Гостю, как водится, предложили выпить, но он отказался, желая сохранить ясность
рассудка, и теперь не разделял общего триумфа за столом. Заполнив до предела желудок и
в меру поучаствовав в дебатах, Алекс взглянул на часы, показывавшие восемнадцать ноль-
ноль.
– Торопишься? – спросил Туров, заметив беспокойство гостя.
– Да как тебе сказать… Я вообще-то по делу.