Излом

Кормилицын Валерий Аркадьевич

В конце июля Менлибаев пришёл требовать вишнёвую «девятку».

— Как и договорились, хозяин, – совал в нос газету, – заказанного авторитета убрал.

Бегло просмотрел статью и разглядел фотографию, на которой истекал кровью лаврушник с ножом под сердцем.

— Разве я велел его убивать?..

— Неважно! Доставать-то больше не будет…

«Девятку» Газиз получил, но я чувствовал себя ограбленным, ведь за оскорбление он и так бы его завалил…

После нападения на квартиру за мной в четыре глаза наблюдала седенькая

старушка. С самого утра она садилась на скамейку у подъезда и, по–моему, даже записывала время моего приезда и убытия. Впрочем, следила она за всем домом – кто что купил, во сколько пришёл, пьяный или трезвый, на какой машине приехал… Единственно, чего она не терпела, это Пашкин новый «лимузин». Когда он с гордостью подъезжал к подъезду, уходила домой, выкрикивая ругательства:

— Хулюган! Тинэйджер! Брокер недобитый!..

Недавно Заев приобрел «Вольво», хотя называл тачку почему-то «вульва». Как оказалось, недавно прочел труд какого-то гинеколога «Физиология женщины». Вдохновлённый этим произведением, заказал на дверцы нашлёпки из краски, напоминающие женские груди, и, довольный, рассекал по городу, вызывая недоумение у прохожих и ГАИ. Те, подняв жезл, чтоб остановить его, замирали, вытаращившись на рисунок, и он благополучно проносился мимо.

У Заева всё было не как у людей. Например, с пеной у рта доказывал, что его сын учился в 1–ом «X» – столь много классов было в их школе. К тому же он один из всей корпорации не верил в избрание депутатом Кабанченко.

— Какой из него народный избранник, если ни разу срок не тянул?.. – вопрошал Пашка.

— Резонно! Но к этому есть все основания, – убеждал его.

— Какой же это одномандатный округ, если их там штук десять баллотируется?.. – не мог понять он.

— Не путай мандат с кое–чем другим! – учил друга азам народовластия. – Кроме «Физиологии женщины», почитай труды Горбачёва.

На встречах с избирателями Кабанченко слышал в свой адрес много нелицеприятных вещей.

— Кто-то меня подставляет, – бесился он. – Всю чернуху на поверхность вытащили…

«Правильно говорят – хочешь о себе всё знать, баллотируйся в депутаты», – с трудом скрывал улыбку.

6

В начале сентября, весь в растрёпанных чувствах и с фонарём под глазом, к нам заявился Валерий.

— Представляешь? Арестовали моих ребят, когда мы митинговали против оккупации Крыма Украиной… Сатрапы! – подошёл к зеркалу и помассировал синяк. – Митинг, видишь ли, был несанкционированный… Так и они без чьих-либо санкций послали танки в Крым. И кругом тишь и гладь и Божья благодать…

— Садись успокойся… Пивка вот выпей, протянул банку.

Залпом опустошив её и отдышавшись, он глянул на часы и продолжил:

— Уж на что Жириновский орать горазд, и тот промолчал…

Избирательная компания, между тем, набирала обороты. Кабанченко пять раз на дню звонил и плакался, что, по его подсчетам, соперник побеждает.

К такому же выводу пришли и мои аналитики, а они редко ошибались.

«Беспринципность обоих налицо! –

докладывали мне, – но имидж, умение держаться перед массами и отвечать на вопросы, обещая такие блага, в сравнении с которыми меркло даже сияние коммунизма, все это лучше получалось у зама Кабанченко».

К тому же материальная поддержка у него была ничуть не меньше, чем у мэра. Словом, Егор Александрович проигрывал по всем пунктам. Перед ноябрьскими праздниками Кабанченко приехал в мой офис и, оторвав от дел, предложил поговорить, к моему удивлению, в машине. Я согласился. Мне стало интересно, чего он надумал.

— Не дай бог, посторонние услышат, – ехали мы в моей «Волге».

Звуконепроницаемая перегородка отделяла нас от телохранителя и шофера, но, на всякий случай, приказал бойцу записать разговор на магнитофон. Вдруг вылезет нечто интересное, что в будущем поможет бизнесу…

Я долго думал, – начал Егор Александрович и с опаской поглядел в окошко – посторонних ушей там не оказалось, – не спал ночами, – продолжил он, – мне нельзя проиграть, – вдруг перешёл на крик: – Нельзя!.. Нельзя!.. Нельзя!..

— Говори спокойнее, Егор Александрович.

Кроме тебя, Сергей Викторович, на меня поставили и другие… но ты, конечно, ближе всех, – погладил мой локоть.

«Когда же он разродится?» – лирика начинала утомлять, да и времени жалко.

Кабанченко замолчал, думая говорить дальше или нет. Я ждал, не подгоняя его. Наконец он решился.

— Если соперник возьмёт верх, то и твой банк, и колхозы с домами отдыха – всё может разлететься… Ведь куплены они дешевле номинальной стоимости, начнут копать… – запугивал меня. – А я уже не помогу, – грустно вздохнул он.

— Так что надо сделать, чтобы этого не случилось? – спросил, прекрасно понимая, что ему надо побольше мозгов, а меня нечего шантажировать, все документы в порядке.

— Нужно устранить соперника! – с испугом прошептал он, ожидая мою реакцию, и через некоторое время добавил – физически!..

«Ого! Что-что, но это мне в голову не приходило…»

— Только грамотно! – прорвало его. – Сделай это… всё, что хочешь… весь город наш!

«Ну и жук! – посмотрел на Кабанченко. – Врезать бы тебе сейчас по факсу или по пейджеру…»

Почему-то я не слишком удивился – борьба за власть и привилегии.

— Ну и как ты это представляешь? – спокойно спросил у него.

— А об этом уж сам позаботься, детали продумай и исполнителей найди, за мной не застрянет, – воспрянул духом, видя, что ещё не выкинут из машины.

— Нет, как можно, – это ведь жизнь человека. Никогда!.. – вспомнил о магнитофоне. – Ну хорошо, подумаю, – через длинную паузу изрёк я.

«Это можно стереть, но теперь он с потрохами в моих pyках».

Ответ пообещал дать после праздников – пусть помучается… Себе сказал – да! Для блага корпорации «32», для блага работающих на меня людей я должен пойти на это… Слишком многое поставлено на карту!

«К тому же вина ляжет на Кабанченко, я только посредник, – успокаивал свою совесть. – Ну, Егор Александрович, не ожидал, честно говоря… Чего удумал!»