Измена, или Ты у меня одна
Шрифт:
— Да чего уж там непонятного! — кивнул Черецкий. Мы-то погодим еще пока, нам-то рановато, мы зелененькие еще.
Сержант с ним согласился:
— Это точно!
Он собрался было уходить, но, словно вспомнив что-то важное, застыл в дверном проеме вполоборота к Черецкому и сказал:
— Вы мне Реброва найдите, да не тяните — одна нога здесь, другая там. Я у себя буду, в сержантской.
И вышел.
Ребров сидел в бытовке, пришивал подворотничок к гимнастерке. На вошедшего он глянул косо, изнизу и тут же отвел глаза.
Черецкий решил вести себя
— Серый, шлепай к бугру, зовут-с, — проговорил он тихо.
— А чего ему?
— Не доложился, — съязвил Черецкий, — знаешь, не удостоил как-то. Ты живей давай, пошевеливайся!
Сергей торопливо прометал последние стежки, натянул гимнастерку. Понукание задело его за живое: сам того не желая, он резко пихнул Черецкого в грудь, освобождая себе проход. Тот качнулся в сторону, извернулся, но успел цепко ухватить Сергея за локоть левой рукой. Правая, сжатая в кулак, взлетела вверх. На позеленевшем лице снова чтото резко задергалось, искажая его неприятной и страшной гримасой.
— Ну?! — Сергей не сделал попытки высвободить локотб. Не смотрел он и на занесенный над ним, совсем близко от глаз маячивший кулак с синеватыми острыми костяшками. Он уже успел внутренне собраться, ждал.
Черецкий обмяк как-то сразу, отвернулся, запихав дрожащие руки в карманы, лишь пробурчал через плечо с хрипотцой:
— Ничего, успеется.
Сергей не стал выжидать. Застегивался он уже на ходу, машинально потирая локоть.
Новиков сидел в сержантской один, листал записную книжку и что-то сверял с тетрадью, лежащей сбоку, на столике.
— Разрешите войти, товарищ сержант? — подчеркнуто безразлично спросил Ребров.
Новиков молча указал на свободный табурет.
— Слушай, Серега, — сказал он, — помнишь, тогда — на второй день, в курилке? Мы так с тобой толком и не договорили… А ведь надо было бы, как думаешь? От крепкой беседы все одно не уйти.
Сергей сморщился, повел глазами.
— Мы сейчас как говорить будем, как подчиненный с командиром или…
— Или, — оборвал Новиков, — как знакомые. — И добавил: — Бывшие знакомые.
— Ну, тогда, Колюня, я тебе сразу скажу — не получится разговора, ты уж прости.
Новиков прилонился спиной к стене, скрестил руки на груди. У него тоже был характер.
— Как хочешь. Только знай: жизнь нас с тобой еще схлестнет! Да так схлестнет, чт я тебе не позавидую! — сказал он.
— Все?!
— А это от тебя зависит, я могу и дальше.
— Ну значит, все!
Ребров поднялся и вышел из сержантской. Зла в нем на Николая не было, но видеть его он не хотел.
Новиков догнал Сергея в коридоре, остановил и спросил почему-то шепотом:
— Слушай, если не секрет, чего тебя так поздно призвали?
Отвечать не хотелось, но Сергей пересилил себя:
— Мать болела, а брат тогда в другом городе жил — по найму, вот мне и дали полтора года. Не бойся, не сачковал и не увиливал. Теперь все?
— Все, — ответил Николай и повернул назад. Он пожалел, что задал свой вопрос.
Мишка Квасцов ушел с вечера так же, как
На этот раз им оказалось не по пути — Сергей провожал Любу, с трудом отделавшись от ее любопытных и назойливых подружек, выказывавших желание прогуляться всей компанией, нажив в Мишке завистливого недруга, но довольный собой и своим выбором.
Только теперь, в тишине и полутьме, после сумасшедшей вакханалии звуков и красок, не дававшей сосредоточиться на чем-то одном, он по-настоящему разглядел и понял: это именно то, чего ему так не хватало.
Люба была чуть выше его плеча, несмотря на то, что каблуки ее туфель были далеко не низкие, даже не средние. Стройная и грациозная, она тем не менее не производила, как подавляющее большинство ее сверстниц, впечатления холеного и неразвитого юнца-мальчишечки, а была не по-модному женственна и мягка, без этой показной и напускной угловатости, манерности. Может, ему это все только казалось? Сергей и не пытался анализировать свои чувства, ему было хорошо с ней — и большего он не желал. А когда она легким движением головы откидывала назад длинные распущенные волосы и заглядывала ему в глаза, он лишний раз утверждался в мысли, что недаром пошел на этот вечер. И пусть завидует Мишка — он и всем-то завидует! Пусть суесловят любопытные подружки — какая разница!
Он видел эти темные, чуть влажные глаза, он весь растворялся в них, забывая про все на свете. Да и что, в сущности, представлял собой весь этот белый свет в сравнении с ее глазами, ее улыбкой? Да ничего! Так, суета и колгота, мелочи и дрязги, недостойные внимания. Другое дело она — его случайная, а может, вовсе и не случайная, дарованная самой судьбой, самим провидением спутница. Смотреть на нее было наслаждением. И наслаждение это усиливалось с каждой секундой. Все происходило словно в сказке.
Перед тем как выйти из института, они минуты на две расстались. Ей надо было немного привести себя в порядок. А Сергея Мишка уволок за локоток. Завел в тот же сортир, где распивали сухое давеча. И достал из кармана четвертинку водки.
— Во! У ребятишек откупил! В полторы цены! — радостно сообщил он.
Сергей замахал руками.
— Не-е, отдай, им самим наверняка не хватит, всегда не хватает чутка!
— Я ее лучше в окошко выкину, чем отдам, понял? — Мишка сорвал крышечку и глотнул прямо из горлышка.
У Сергея судорожно дернулся кадык. Его со вчерашнего да уже и с сегодняшнего немного покачивало — ночное происшествие оставило-таки следы. Устоять было непросто.
Мишка отпил немного, на треть.
— Ладно! — решился Сергей. — Хряпнем для поправки пошатнувшегося здоровья.
И он в момент проглотил остатки. Мишка недовольно поморщился, ткнул в бок.
— Увлекся! — поворчал он. — Ладно, с тебя трояк!
Сергей отшутился и убежал. Там его ждала новая знакомая, нехорошо было задерживаться. На бегу сгрыз мятную конфетку.