Измена. Боль моего сердца
Шрифт:
Но сегодня я решил разрубить этот узел. Дальше тянуть было уже слишком опасно. Именно поэтому я вызвал врача. Он должен был назначить Маше что-то успокоительное, ну и в целом её состояние проконтролировать.
Но всё пошло опять не по плану… И опять вмешалась эта сука!
С самого утра секундомер в моей голове бил набатом. Но как только я увидел на горизонте Наталью, всё! С бешенной скоростью полетели последние секунды перед взрывом, который предотвратить я был уже не в силах.
И он случился!
Я держал Машку в руках, и видел, что с ней происходит.
Вспомнила! Она всё вспомнила!
И прямо сейчас я вижу, как её небесные глаза наполняются слезами отчаяния и неверия… Из них стирается тепло и нежность ко мне, а всё заволакивает ледяная корка ненависти.
– Боже… Боже…, – шепчет она, беспомощно тряся головой, как будто пытаясь отогнать поток болезненных воспоминаний, выворачивающих её наизнанку.
– Маш, Маша, – встряхиваю её. – Пойдём домой, пожалуйста. Там поговорим.
– Нет! Нет-нет-нет! Свят! – хватается за виски.
Только бы сердце её выдержало. Пока Маша в шоке, я подхватываю её и веду к нашему дому. Это неудобно. Ещё и коляска ведь. Но мне нужно увести её отсюда, спрятать от лишних глаз, доставить в тепло и комфорт. А там уже… принять на себя всё, что заслужил.
Кое-как добираемся до нашего подъезда. Хорошо, что мы не ушли далеко.
Завожу Машу в лифт, закатываю малого. Девочка моя бледная, как мел, стоит зажмурившись, а по щеке ползёт одинокая слезинка.
Делаю шаг к жене. Чувствую её боль, она резонирует во мне стократно.
Хочу обнять жену и боюсь прикоснуться. Поднимаю руку, нерешительно провожу по Машкиной щеке, стирая слезинку. Маша отшатывается тут же, как от ожога.
– Не трогай! – звенит её голос. – Я всё вспомнила, – цедит зло.
– Я догадался, – шепчу сбито, опуская глаза.
– Ты это хотел сказать мне сегодня?
– Да.
– Но теперь мы уже не узнаем этого наверняка, так? – в голосе металл и отчуждение.
– Это правда. Я собирался признаться с самого начала…
– И что же тебе помешало?
– Маш, пойдём в квартиру. Там поговорим.
Лифт сообщает о прибытии на наш этаж. Деревянными ногами шагаю к квартире. Пропускаю Машу вперёд, закатываю коляску.
На автомате проверяю малого. Спит. Хоть бы дал нам немного времени.
– Отойди, – оттесняет меня Маша.
– Подожди, не буди его.
– Он зажарится в комбинезоне. Надо его раздеть, – сообщает упрямо.
– Хорошо.
Пусть забота о ребёнке выдернет её из страшных мыслей.
Вижу, как у Маши трясутся руки. И слёзы всё ещё катятся по щекам, капая на детское одеяльце. Да и сама Машка как будто каменной стала. Но пусть лучше так, чем приступы и обмороки.
Пусть ненавидит меня, злится, только
Малой, конечно же, просыпается, как только Маша достаёт его из коляски и начинает вытаскивать из комбинезона.
А после сна Богдан вообще всегда капризный и голодный.
– Я смесь ему наведу.
Ухожу на кухню, делаю всё на автомате. Грею воду, отмеряю смесь, встряхиваю…
И вдруг слышу из нашей комнаты сдавленные, отчаянные рыдания.
Сердце обрывается.
Бросаюсь туда.
– Маша! – залетаю в комнату, резко торможу.
Ловлю панику от увиденной картины…
Глава 25.
Маша плачет навзрыд, согнувшись, неуклюже прижимая к груди сына. И Богдан тоже орёт. А я и сам на грани истерики, но мне точно следует держать себя в руках.
Иду на кухню, наливаю стакан воды. Возвращаюсь в спальню.
–Маша, прекрати, – встряхиваю её слегка.
Забираю из её трясущихся рук малыша, перекладываю на кровать, торопливо возвращаюсь к жене, прикладываю к её губам стакан воды. Она пьёт, глаза закрыты.
– Почему? – всхлипывает жалобно.
– Маш, давай ты немного успокоишься, и мы поговорим. Обещаю, я расскажу тебе всё, а дальше… мы решим, что будет дальше.
– И как я могу успокоиться? Как? Получается, всё что было в последние дни, это блеф? Зачем всё это было? – стонет с болью в голосе.
– Маша, – встряхиваю ее снова, заглядывая в глаза, полные слёз. – Запомни, всё, что было между нами, это никакой не блеф. Это правда. Я люблю тебя и нашего сына, и всё что делал и говорил, было от чистого сердца.
– Но… вся эта грязь…
– Я совершил ошибку. Одну проклятую ошибку!
– Одну?! Не ври мне.
– Я не вру.
Богдан снова поднимает крик. Как будто чувствует нервную обстановку и тоже пытается вмешаться.
– Я его успокою. Мы потом поговорим.
Возвращаюсь к сыну. Маша сидит на полу, обнимая себя за плечи. Не плачет, но очень бледная и потерянная.
Чувствую я себя ужасно, но мои внутренние заморочки сейчас второстепенны. На первом плане у меня Машка и сын. Даю Богдаше бутылочку, он жадно присасывается, надрывно всхлипывает в унисон с Машкой. Эти звуки вспарывают наживую, но… надо пережить. Всем нам.
– Если бы не это всё…, – шепчет сорвано Машка, – ты бы сына и не принял, да? Он ведь тебе не был нужен.
– Я не могу тебе ответить на этот вопрос. Всё случилось так, как случилось. Если бы можно было всё изменить, поверь, я бы так и сделал, но это не в моих силах. До рождения Богдана я не думал о ребёнке, я думал только о твоей жизни! Которая могла оборваться, и чуть не оборвалась! Ты не имела права так поступать, и ты это знаешь! – начинаю тоже закипать.